При введении особого режима определялись границы соответствующей зоны на основе существующих административно-территориальных единиц. Увы, мне не удалось найти в архивах ни одной карты запретных зон вдоль западных границ. Возможно, в тот момент еще не существовало практики их картографирования. Заметим, однако, что в распоряжении исследователя есть отличные карты запретных зон, которые были созданы начиная с 1937 года вдоль южных и восточных рубежей. Более вероятным кажется, таким образом, что такие карты существуют, но хранятся в нерассекреченных архивных делах, что свидетельствует об особом политическом значении и потому секретном статусе западной границы. В Ленинградской области запретная зона распространялась на весь Карельский перешеек к югу от линии Сестрорецк – Шлиссельбург. Определение ее границы на юге перешейка было поручено новому главе Ленинградского обкома партии А. А. Жданову, начальнику Ленинградского управления НКВД Л. М. Заковскому, командующему войсками Ленинградского военного округа И. П. Белову и начальнику Главного управления пограничной и внутренней охраны М. П. Фриновскому. На границе с Эстонией и Латвией специальная пограничная зона растянулась на 100 км в глубину, охватывая два смежных района
[581]. В Карелии и Мурманской области указанная в декрете зона составляла 50 км в глубину, а главное внимание уделялось Кандалакшскому и Мурманскому районам. В Белоруссии (см. карту 7) режимная зона затронула 29 районов, сгруппированных в 4 округа (Мозырский, Слуцкий, Лепельский и Полоцкий), а также 5 специальных пограничных районов вокруг столицы, которые подчинялись непосредственно республиканскому руководству
[582].
Тем не менее можно отметить определенные вариации в реализации замысла и в масштабах затронутой территории. Бюро Карельского комитета компартии издало 1 апреля 1935 года постановление о порядке применения закона. В каждом районе создавалась «тройка» для его очистки от «кулацких и антисоветских элементов». При этом 6 затронутых районов соответствовали 22-километровой пограничной полосе, установленной в 1920-х годах, а не 50-километровой зоне, вводимой новым законом
[583]. Принудительные перемещения носили особенно выраженный характер в пределах 7,5 км от границы, то есть в так называемой «запретной зоне», и тем более в 500-метровой зоне, которой предстояло стать «no man’s land».
Из-за убийства Кирова сильнее всех от принудительных переселений пострадала Ленинградская область
[584]. 3,5 тысячи семей были высланы на Урал, в Казахстан и в Восточную Сибирь. Но депортации затронули все пограничные территории. В УССР из пограничных районов в административном порядке были высланы 8329 семей
[585]. В Калининской области план по высылке из пограничной зоны подозрительных элементов был ограничен 300 домохозяйствами. В Белоруссии операция по принудительному переселению привела к схватке между Минском и Москвой. Республиканское руководство подчеркивало дефицит рабочих рук в расположенных вдоль границ деревнях, где оставались только лица, находившиеся на иждивении государства, и просили разместить две трети выселенцев на территории республики
[586]. Кстати, они настаивали на более продвинутом механизме выселения, который подразумевал бы индивидуальную проверку, а не массовые операции. В итоге 12 июня 1935 года Политбюро согласилось снизить число выселяемых с 3 тысяч семей до 2 тысяч, но настояло на том, чтобы они были выдворены за пределы Белоруссии. Украинские власти достигли больших успехов в переговорах, добившись размещения выселенцев в восточных районах республики. В качестве компенсации было предусмотрено заселение пограничной зоны семьями коммунистов, ветеранов Гражданской войны, колхозников-передовиков, активистов и демобилизованных красноармейцев. В результате такой политики, несмотря на масштаб репрессий или скорее благодаря ему, пограничная зона воспринималась жителями внутренних районов как привилегированная территория. В пограничную зону УССР было направлено 4 тысячи семей из Черниговской и Киевской областей, а также 2 тысячи семей красноармейцев. В Белоруссии для проживания в особой зоне предполагалось отобрать 2 тысячи семей из внутренних районов и 1 тысячу красноармейских семей
[587].
Эти перемещения положили начало полной реорганизации приграничных деревень. В некоторых случаях в основе принятых мер лежали военные соображения. Хорошим примером могут служить споры о распространении особого режима на черноморское побережье. В первое время Северное Причерноморье оставалось в стороне от процесса, за исключением Севастополя и Одессы. Но с начала 1935 года стали раздаваться требования ввести особый режим для всей пограничной зоны черноморского побережья. Помимо стратегического значения части побережья, местные власти жаловались на то, что они превратились в «свалку», куда отправляли «отбросы общества» из Севастополя и Одессы
[588]. Следуя принципу сообщающихся сосудов, изгнание нежелательных лиц из режимных зон приводило к увеличению их численности в соседних городах и районах, в силу чего местные власти говорили о «засоренности». По требованию Ворошилова в феврале 1935 года специальный режим запретной зоны был введен в Очаковском районе Одесской области
[589]. 29 декабря того же года глава правительства Крымской АССР обратился к Молотову с просьбой ввести специальный паспортный режим в Ялте и Ялтинском районе, Симферополе и пригородах, а также в Балаклаве. Однако, ссылаясь на соображения военной безопасности, Ягода 15 января 1936 года утвердил специальный режим запретной зоны только для Балаклавы, расположенной в 12 км от Севастополя
[590].
