Процесс опустошения приграничных зон продолжился во время национальных операций 1937–1938 годов. Депортация родственников лиц, приговоренных к расстрелу или лагерному сроку, выступала в роли необходимого дополнения к массовым арестам, в результате которых в приграничных районах появилось значительное количество семей, лишившихся кого-то из своих членов. Проект по расширению полосы запретной зоны с 7,5 до 25 км, за который боролись украинские и белорусские власти (соответственно в марте и августе 1938 года), имел, конечно, целью укрепление границы. Но он служил также радикальным средством избавления от очагов недовольства, запросов и жалоб, поступавших от семей жертв репрессий
[619]. В детально разработанном белорусском проекте высылки 11 732 семей из новой запретной зоны шириной 25 км наблюдается явный перевес женщин. В списке, подготовленном П. К. Пономаренко и оборонной комиссией правительства Белорусской ССР, значились 7715 мужчин, 14 834 женщины, 11 226 детей младше 8 лет, 13 730 детей от 8 до 16 лет, 2514 человек старше 60 лет. Среди этих семей 8 тысяч уже были ранее жертвами репрессий. К ним добавлялись 600 семей бывших кулаков, 900 семей сектантов, 550 семей бывших бандитов, 200 семей бывших эсеров, 280 семей бывших членов Бунда, 150 семей бывших жандармов и полицейских, 75 семей бывших офицеров царской армии, 70 семей сионистов, 65 семей религиозных евреев. Эти 50 019 человек должны были выехать со своими 11 608 коровами, 614 лошадьми и 27 625 головами мелкого рогатого скота. Им предстояло бросить 10 487 домов, 10 297 амбаров и 3642 гектара земли
[620]. В Украинской ССР выселение также должно было затронуть в первую очередь семьи, уже пострадавшие от репрессий. Проект предусматривал их переселение в Казахстан, тогда как отбывшие срок уголовники подлежали всего лишь перемещению за пределы запретной зоны.
Однако эти масштабные депортации из УССР и БССР не состоялись. В конце октября 1938 года Николай Ежов, находившийся не в лучшей ситуации, объяснил белорусским властям, что аналогичная операция, запланированная на Украине весной, не была проведена по причине крупных организационных проблем
[621]. Эти запоздалые и оставшиеся нереализованными операции эпохи Большого террора до сих пор отсутствуют в исследованиях, посвященных 1937–1938 годам.
В июне 1938 года была также прервана подготовка депортации китайцев с Дальнего Востока в Казахстан. Отправка эшелонов была отменена. Китайцев было решено оставить на месте, ограничившись их выселением за пределы запретных зон и укрепрайонов. При этом их подталкивали к самостоятельному переселению в Синьцзян. С этого же момента были прекращены массовые аресты китайцев
[622]. Относительное и временное прекращение террора произошло, по всей видимости, из-за логистических проблем и переполненности мест заселения, особенно в Казахстане. 25 ноября 1938 года Берия сменил Ежова. Через несколько месяцев он утвердил запрошенное расширение пограничного режима
[623]. Однако связанные с этим режимом депортации отныне отличались определенной умеренностью в условиях отказа от массовых операций. Вместе с тем этнический характер депортаций сохранялся. Когда внутри запретной зоны оказался Мурманск, из города было выселено от 500 до 700 финнов, эстонцев и представителей других национальностей
[624].
Выселение иностранных граждан из пограничной зоны в соседние государства
Параллельно с депортациями советское руководство проводило политику выдворения иностранных граждан. Этот вопрос до сих пор не привлекал внимания исследователей. Выдворение проводилось в Закавказье, Средней Азии и на Дальнем Востоке. Оно стало возможным благодаря особой паспортизации, которая позволяла с точностью идентифицировать всех городских и сельских жителей пограничных зон и при необходимости выявить среди представителей национальных меньшинств тех, кто получил советское гражданство в результате натурализации. В 1920-е годы многие иностранцы не обращались для продления документов в свои консульства и оставались на советской территории в качестве апатридов, снабженных видом на жительство. Теперь промежуточный статус был уже невозможен. Возьмем в качестве примера 40 тысяч иранцев, живших в пограничной зоне Азербайджана. 15 тысяч из них были гражданами Ирана, две трети работали в Баку на нефтяных предприятиях, Каспийском флоте и железных дорогах, а треть – в пограничных районах (в том числе 1200 – в Кировабаде)
[625]. В первых инструкциях Ежова, переданных по телеграфу бакинскому НКВД 18 января 1938 года, предписывалось арестовать всех иранцев, являвшихся апатридами (то есть не имевших ни советского, ни иранского паспорта) или казавшихся подозрительными с политической точки зрения
[626]. Предварительные проверки, направленные на выявление очагов шпионажа, национализма и бандитизма, должны были сосредоточиться на промышленных и транспортных предприятиях Баку и Кировабада, а также на нелегальных связях с Ираном. Выбранный метод – составление списков лиц, подлежавших расстрелу или отправке в лагерь, – был заимствован из подписанного в июле 1937 года приказа о «польской операции», которая, как известно, послужила образцом для всех национальных операций
[627]. Семьи арестованных предписывалось выселить за пределы Азербайджана. Но второе постановление, гораздо менее известное, от 19 января давало десятидневную отсрочку иранцам, желавшим принять советское гражданство
[628]. Предполагалось переселить в Казахстан всех иранцев, являвшихся советскими гражданами, а тех, кто сохранил иранское гражданство, выдворить в Иран или арестовать в случае отказа. К тому моменту 2878 человек, в том числе 704 коммуниста, были уже высланы или находились в процессе высылки в Иран. Месяц спустя выдворение в Иран предполагалось применить еще шире, независимо от гражданства: по приказу от 14 февраля 1938 года отправке в Иран подлежали все лица, задержанные в ходе иранской операции, против которых не было собрано достаточно доказательств. Начальники тюрем должны были удостовериться, что был найден человек, уполномоченный распоряжаться имуществом лиц, подлежащих выдворению. Советским дипломатам поручалось убедить иранское правительство принять этих вынужденных репатриантов
[629]. Год спустя дело все еще не было доведено до конца. 10 июля 1939 года Политбюро поручило Наркоминделу направить иранскому правительству ультиматум: либо оно в течение 10 дней принимает 2126 иранцев, находящихся в советских тюрьмах, и их семьи, либо НКВД организует их депортацию на север Казахстана
[630].
