– Хватит, девчонки! – перебила их Князева. – Дело есть!
– Так может, мы сначала сходим переоденемся, – сказала Зюзева и, глядя на Грязеву, закатила глаза.
– Валите! – сказала Князева, держась на расстоянии от Зюзевой и Грязевой. – Валите-валите! А я тут пока… – она сделала быстрое движение рукой и…
«Эва на! Ни фига себе!», – подумал Булдыгеров-младший и решил, что пора выбираться из сарая.
Глава 17
А дела у Юрия Николаевича не пошли.
Не задались с самого утра. Казалось, какие-то потусторонние силы мешали осуществлять такой четкий, такой выверенный план: то нужная горничная куда-то запропастилась, то у полотеров закончилась мастика, то в кухне упала посудомойка, сильно, говорят, разбила голову, то оказалось, что продукты привезли, да не те, и теперь Пьер не знает, что делать.
К тому же мысли учителю не давали покоя. Вдруг в какой-то момент вспомнилось, как вчера, с перепугу, он побежал из зала, как маленький бросился в кровать, зарылся в подушки. Позор-позор! Хорошо, что не видели этого его ученики!
Потом вдруг пришла в голову еще одна мысль: если он – настоящий мужчина, то он просто должен, просто обязан был не бежать опрометью в свою комнату, а проследить, куда двинулся призрак.
В общем, одна проблема наматывалась на другую, и их, этих проблем, становилось все больше и больше, и в итоге он так и не смог до обеда выбраться на третий этаж.
Но самые неприятности начались после. Пьер попросил принести из погреба спиртное, а поскольку все лакеи оказались заняты, Юрий Николаевич двинулся туда сам, прихватив с собой список вин, который ему дал шеф-повар.
Спустившись, он зажег керосиновую лампу и обомлел. Сколько же тут всего! Целый винный магазин!
Юрий Николаевич искал нужные марки вин и складывал их в корзину. Так, что там? «Донское белое», «Казенное вино», «Доппель кюммель 24», «Русское добро», «Очищенное вино А.А Коровкина», «Новый Светъ. Полусухое». И вот, когда вина были составлены в корзину, Юрий Николаевич поднял голову и, увидев подол темно-зеленого платья, понял, что с этой минуты в его жизни начинается что-то ужасное. И не ошибся.
– Случилось что-нибудь? – запрокинув голову, с замиранием сердца крикнул он.
Темно-зеленый подол колыхнулся, послышался отвратительный каркающий голос:
– Поднимайтесь, любезнейший, разберемся.
В душе Юрия Николаевича возникло острое чувство протеста. «Да кто она такая, чтобы мной командовать? Это я должен ей командовать, а не она мной».
С такими мыслями он поставил на пол наполненную корзину и закрыл на замок погреб.
– Да будет вам известно, то, что вы делаете, должен делать лакей под вашим наблюдением, разумеется, – прокаркала экономка, как всегда, впившись в учителя немигающим взглядом.
– Да что случилось-то?
– Для начала, любезный, проверьте, все ли у вас ключи.
Юрий Николаевич сунул руку в карман сюртука, достал связку, перечитал.
– Абсолютно.
Экономка поджала губы.
– Унесите-ка сначала корзину на кухню, коли вам нравится выполнять дела прислуги, и… Ну, давайте, давайте…
Пока Юрий Николаевич тащил корзину, она, пыхтя, шла рядом.
Наконец, добрались до кухни, где Юрий Николаевич отчитался перед Пьером.
– Ну? – теперь уже он не мигая уставился на Акулину Филипповну. – Что дальше?
– А дальше за мной, любезнейший, за мной, – зловещим голосом произнесла она.
Учитель поймал сочувственный взгляд Пьера и поплелся за экономкой. Она шла вперевалку, словно утка, время от времени оборачивалась и сердито торопила:
– Побыстрее нельзя, любезнейший?
Подошла к винтовой лестнице, поднялась на второй этаж. Потом – на третий, дошла до дверей кабинета Ильина, опять уставилась на Юрия Николаевича.
– Вы заходили сюда сегодня?
– Нет…
– Дверь откройте.
Дрожащими руками он с трудом вставил ключ в замочную скважину, чувствуя на себе пристальный взгляд, медленно, осторожно открыл дверь и остолбенел. Все было в сто, нет – в тысячу раз хуже, чем он предполагал. Ящики письменного стола лежали на полу, а бумаги были разбросаны по всему кабинету.
– Что это? – прошептал Юрий Николаевич с трудом.
– А вот этим надобно у вас поинтересоваться, любезнейший. У кого ключи от кабинета?
Юрий Николаевич открыл было рот, чтобы спросить, откуда она узнала, что здесь непорядок, как с первого этажа донеслось:
– Васильич, скорей, пожар!
Глава 18
Голова кружилась. Каждый шаг давался с трудом.
Пелагея придерживала Риту за талию.
– Неужто даже комнату свою не помнишь? – удивлялась Пелагея.
– Не помню…
– Плохо дело. Если память не вернется, сдадут тебя в приют для дураков.
Пока Рита сидела в кухне, Пелагея казалась ей гораздо ниже, чем остальные работники. А теперь, когда Пелагея шла рядом, оказалось, что Рита ей чуть выше плеча.
Рита была самая высокая в классе, и иногда ей хотелось стать хотя бы немного пониже, но не до такой же степени!
– Пришли! – сказала Пелагея, подходя к какой-то двери. – Вот здесь мы все и живем: и ты, и я, и Варвара – да все девчонки. Еще горничные. Неужто и свою кровать не найдешь? Да вот же она. – Пелагея подвела Риту к стоящей возле окна кровати. – В тумбочке одежа, рабочую снимешь – ту наденешь.
Вдруг Пелагея опустилась на кровать, всхлипнула, вытерла рукой выкатившуюся слезу.
– Да что же это такое? Одни несчастья! У тебя память отшибло, у хозяина нашего дочь при смерти! Невеста почти – не так давно с молодым купцом, Дмитрием Семеновичем Стрельниковым обручились! Любовь такая, любо-дорого было смотреть! И вот на тебе!
Пелагея встала.
– Ой, да что это я! Консоме надо делать. В общем, ты давай, отдыхай, поди, память-то и вернется. Завтра в шесть утра должна быть на кухне.
Не успела Пелагея уйти, как Рита в отчаянье рухнула на кровать. Что происходит, где она?
Впрочем, на первый вопрос ответ был: «Ты – в игре!». Но где она, эта игра?
В окно упирались ветки какого-то растения – что за растение? Листья знакомые, в школе на биологии изучали. Что же, что же… А, кажется, папоротник!
Тошнота постепенно проходила.
Вдруг ужасная мысль пронеслась в голове у Риты: перед тем, как сюда попасть, у нее в руке был смартфон. Где он сейчас? Не потерялся ли в каком-нибудь другом десятилетии, пока она «добиралась» сюда, неизвестно куда, а может, вообще остался там, в прошлой жизни?
