Подполковник Скульдицкий не был в составе экзаменационной комиссии и в перерыве подошел ко мне:
– Признаюсь, что я восхищен вашими знаниями и умением держаться перед высокой комиссией, которая решает ваше будущее. Я никак не пойму, или у вас отменно развита фантазия, или вы что-то знаете о том, что ждет нас впереди.
– Владимир Иванович, есть такая наука футурология, которая производит экстраполяцию уже существующих технологических, экономических или социальных тенденций. Возьмите самую модную новинку – телефон. Еще десять лет назад это казалось фантастикой, а сейчас телефонные аппараты являются непременными атрибутами учреждений власти и состоятельных граждан. Но пройдет пять-семь лет, и мы увидим телефонные аппараты в армии для связи командиров со своими частями и подразделениями. Потом телефоны будут все миниатюрнее и миниатюрнее, а с развитием радиосвязи у каждого человека будут маленькие радиотелефоны, с которым они не будут расставаться и будут звонить то домой, то друзьям, то заказывать билеты в театр. Даже коровы будут носить ошейники с телефонными аппаратами и слушать голос хозяев, чтобы давать больше качественного молока. Не смейтесь. Ученые проведут изыскания и установят, что под музыку Бетховена коровы будут давать больше молока. Или возьмите прачек, которые стирают наше белье. В Англии уже сделали ручные агрегаты, состоящие из бака с водой и с мылом. В бак погружается белье, а находящийся в баке активатор при помощи ручки вращает белье и обеспечивает наиболее качественную стирку белья. Постиранное белье пропускается через два резиновых валика, которые выжимают белье. А если в этот агрегат поставить электрический мотор, то машина сама будет стирать белье, а прачка в это время будет читать газету.
– Да, вы действительно великий фантазер, – вытирал глаза от слез смеха подполковник, – но у меня даже нет слов, чтобы возразить вам в чем-то. Есть у меня на примете один человечек, который о будущем знает намного больше вас. Я вас обязательно с ним познакомлю. А вы, когда придете на военную службу, то посмотрите, как можно модернизировать наше оружие.
– Обязательно посмотрю, – пообещал я, и тут нас пригласили в актовый зал.
В почтительной тишине председатель комиссии зачитал приговор, что я успешно сдал экзамены за курс Томского императорского университета и мне присваивается квалификация кандидата физико-математических наук, что настоящим дипломом с подписями членов государственной комиссии и государственной печатью удостоверяется.
Аплодисменты. А я был счастлив. Поздравления. Небольшой фуршет, устроенный департаментом просвещения в честь собравшихся и, естественно, кандидата.
Членами комиссии были такие же Скульдицкие и интересовались вопросами футурологии в различных областях. И я, как Иван Александрович Хлестаков, фантазировал налево и направо.
– А что вы думаете о катренах господина Нострадамуса? – спросил меня председатель комиссии. – Насколько они прорицательны и соответствуют действительности?
– Я приношу глубочайшие извинения перед присутствующими здесь нострадамоведами, если такие есть среди нас, – сказал я, – но в его катренах нет ничего такого, что указывало бы на точность его намеков. Все, о чем он пишет, относится к концу двадцатого и началу двадцать первого века, и мы, увы, не сможем проверить их достоверность, возможно, что нашим потомкам доведется узнать истину, и еще неизвестно, будет ли эта истина истиной. Прорицателем может стать любой выпускник классического университета, имеющий познания в изучаемых областях. Например, медики, коими силен Томский императорский университет, может быть, первыми будут пришивать оторванные руки и ноги, пересаживать сердца и другие человеческие органы. Физики создадут ракету, наподобие тех, которые применяли генерал Засядько и полковник Внуков в турецкой кампании 1828 года при осаде Браилова и Варны, и полетят на ней на Луну или на Нептун, чего не мог даже представить себе господин Нострадамус. Я верю в науку, и наука способна на такое, что даже не укладывается в сознании сегодня самых просвещенных людей.
Мои слова снова были встречены аплодисментами.
– Куда направите свои стопы, надев академический знак? – спросил меня председатель комиссии.
– Думаю посвятить себя военной службе, – сказал я.
– Как?! – воскликнул действительный статский советник. – Да если бы я это знал заранее, я бы никогда не позволил вам сдавать экзамен за университетский курс.
– Почему? – удивился я.
– Вы что, не знаете поговорку: учись, студент, не доучишься – офицером станешь, – сказал до глубины души расстроенный директор департамента просвещения.
– А как же поручики Михаил Лермонтов, Лев Толстой и Александр Куприн? – парировал я. – А подпоручик Достоевский? А генерал-композитор Цезарь Кюи? А мичман клипера «Алмаз» Николай Римский-Корсаков? А прапорщик Модест Мусоргский? А полевые кухни подполковника Турчановича, известные на весь мир? А первый русский фотограф подпоручик Греков? Я мог бы продолжать и дальше, но я хочу сказать, что образованный человек на любом поприще может умножить славу России и не посрамить звание русского интеллигента.
И снова аплодисменты. Чего-то я разошелся.
Глава 24
Дома меня ждали Марфа Никаноровна, Иннокентий Петрович и Иванов-третий, который сверкал новенькой третьей звездочкой коллежского секретаря.
Мне преподнесли заблаговременно заказанный у ювелира серебряный знак об окончании императорского университета: белый ромб с синим крестом, увенчанный золотым имперским орлом.
– Мы верили, что защита пройдет на «ура», – сказала Марфа Никаноровна. – С днем рождения тебя!
День с поздравлениями закончился быстро, как и осень в Сибири, наступающая очень быстро.
– Я боюсь, что тебя пошлют служить в какую-нибудь Тмутаракань, – говорила Марфа Никаноровна, лежа на моем плече. – Как я смогу поехать за тобой туда?
– Давай не будем торопиться, – сказал я, – я еще не начал служить, а ты уже собираешься куда-то переезжать. Да и с твоей учебой надо решать. Учиться нужно обязательно, а мы друг от друга никуда не денемся.
Десятого сентября во вторник я пошел в военное присутствие, это что-то вроде военного комиссариата, подавать прошение о поступлении на военную службу.
Меня, вероятно, уже ждали, так как воинский начальник заглянул куда-то в записи, принял от меня прошение и отправил к старшему писарю для заполнения необходимых документов.
Старший писарь в чине старшего унтер-офицера нестроевой службы (от строевого отличался тем, что унтер-офицерский галун был нашит не по верхней части воротника, а по нижней) дал бумагу для написания прошения, образец прошения и бланк анкеты.
Анкету и прошение я заполнил быстро. Написал, что хочу служить вольноопределяющимся. В анкете было много пунктов про вероисповедание, про образование, семейное положение, награды и прочее. Для человека, который на своем веку заполнял десятки анкет, это дело быстрое.
