– Что вы делаете с обер-лейтенантом Раллем? – спросила лечащий врач, когда увидела нашу процессию. Ей быстро объяснили.
– Ради бога, немедленно положите его обратно на кровать. О таких переездах не может быть и речи! – Затем она повернулась ко мне. – Я могу переговорить с вашей матерью, герр обер-лейтенант, если вы позволите. Но я не разрешу вам путешествовать по госпиталю, это просто опасно.
– Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне!
– Ради вас я сделаю это с радостью.
Эти ее слова внезапно сделали нас ближе, что, похоже, стало неожиданностью даже для нее.
Некоторое время спустя после того, как меня вернули в мою палату, в дверь постучали. Я ответил, и врач вошла ко мне. Несколько секунд молодая женщина нерешительно стояла на месте, потом взяла стул и села рядом со мной, посмотрела прямо в глаза и сказала:
– У меня плохая новость, герр обер-лейтенант.
– Говорите. Вряд ли дела будут хуже, чем сейчас.
От меня не укрылось, что ей пришлось собраться с силами, чтобы начать. Наконец она решилась:
– Вчера, 19 января, скончался ваш отец.
Мой отец… который всю свою жизнь и все силы отдавал нашей семье, следил за нашим благополучием, делал все, чтобы моя сестра и я выросли нормальными людьми. Он никогда серьезно не болел – и вдруг? Я подозревал, что звонок моей матери не принесет ничего хорошего, но я даже не представлял, насколько сокрушительным будет удар. Я попытался сдержать слезы, но напрасно.
– Что… как это случилось?
– Лопнул аппендицит. Его немедленно прооперировали, когда подтвердился диагноз, и он прожил еще три дня. Но в конце концов не выдержал.
– А как моя мать?
– А чего вы ждете в таких обстоятельствах? Она еще держалась, разговаривая по телефону. Ей было легче узнать, что вы находитесь в Вене и живы, хотя она прекрасно знает о вашем состоянии. Но я попыталась сделать все, что в моих силах, чтобы успокоить ее.
– Ладно, но как она узнала, что я здесь?
– Фельдфебель Россман написал длинное письмо вашей семье после того, как доставил вас в госпиталь в Мариуполе и узнал, что вас отправляют в Бухарест. Ваш отец даже хотел послать букет от вашей семьи туда, но к этому времени вы уже ехали сюда.
Эдмунд Россман, верный «Пауль» Россман, который помогал нести мои носилки к ожидающему Ju-52…
Лечащий врач доктор Герта Шён прекрасно поняла, что мне сейчас необходимо выговориться. Она долго оставалась со мной тем вечером – и позднее. Она все еще остается рядом со мной последние 43 года.
Мое выздоровление шло слишком медленно. Не было даже тени надежды избавиться от гипса в ближайшем будущем. Я чувствовал, как тают мои тренированные мускулы под жестким корсетом. Неподвижная правая нога беспокоила меня, и я пытался осторожно выяснить, что с ней. После пяти мучительных месяцев гипс наконец-то сняли, хотя к этому времени в нем появилось множество дырок и окошек. Это было результатом множества приступов колик и других болячек, от которых я страдал внутри проклятой брони. Когда я попытался сделать свои первые шаги с помощью костылей, я почувствовал себя слабым, как котенок, неуклюжий и беспомощный. Но я упрямо тренировался в ходьбе на костылях, с каждым разом добиваясь крошечного прогресса. Вскоре я уже шаркал здесь и там, но не мог стоять прямо на одном месте более нескольких секунд. Вскоре меня знали не только врачи, но и вообще весь госпиталь. Словно какой-то невротик, я пытался маршировать на месте, когда останавливался где-нибудь завязать беседу. Но это был единственный способ, с помощью которого я мог побороть мучительную боль в спине. Кроме того, поскольку моя правая нога так и не повиновалась мне полностью, я мог стоять на месте на одной левой. Все эти усилия были направлены на единственную цель, которая тянула меня как магнит: я хотел снова летать. Ничто на свете не могло удержать меня за столом где-нибудь в штабе.
Похоже, кто-то в верхах продолжал следить за мной. 20 декабря 1941 года меня наградили Немецким крестом в золоте. Следует добавить, что мои товарищи не забывали обо мне, и это подстегивало меня еще сильнее. Наша группа зимовала в Харькове, пока я выздоравливал, мой эскадрильей временно командовал мой друг Отто Деккер. Если кто-то из них отправлялся домой в отпуск или получал служебную командировку в Рейх, заглядывал ко мне. Но если я пытался заговорить о положении на фронте, товарищ отделывался односложными ответами. На юге вермахт попытался захватить Севастополь, но в декабре все военные действия на земле прекратились, так как температура упала до минус 48 градусов по Цельсию. В центре наша II группа перебазировалась вперед на расстояние 60 километров от Москвы, но едва не была захвачена контрнаступлением маршала Жукова. Во время боев на земле погибло много людей, в том числе и пилотов. Было ясно, что зимой Красная Армия перехватила инициативу. И не только это – война стала по-настоящему мировой после того, как японцы 7 декабря атаковали американский флот в Пирл-Харборе на Гавайях. Вскоре после этого Германия объявила войну Соединенным Штатам.
Но ни мои товарищи, ни я сам не могли представить, как отреагирует фюрер на первые отступления с целью выравнивания линии фронта. «Если немецкий народ больше не намерен отдавать все силы и всю душу борьбе за существование, тогда немецкому народу не остается ничего иного, как исчезнуть», – заявил он 27 января 1942 года в своей Ставке. Однако немецкая нация, о которой он говорил так пренебрежительно, к концу зимы, или за 10 месяцев, потеряла только на Восточном фронте более миллиона человек, 25 процентов численности армий на Востоке. К концу марта 1942 года численность пехотных соединений группы армий «Юг» упала до 50 процентов штатного состава. Из 74 000 единиц транспорта, потерянных зимой 1941/42 года, были заменены только 10 процентов. За это время погибло около 2000 танков, и теперь танковые дивизии, имеющие от 9 до 15 машин стали привычным зрелищем. Огромная сила, которую Гитлер двинул на Восток в июне 1941 года, намереваясь сокрушить Советский Союз за пару месяцев, превратилась в тень самой себя. При этом не была решена ни одна из поставленных задач.
Если рассматривать обстановку в целом, то лишь на Средиземном море военное счастье оставалось на стороне войск Оси. В начале мая 1942 года фельдмаршал Кессельринг смог доложить Гитлеру: «Мальта нейтрализована как база флота и авиации». Более 1200 планеров были готовы доставить десант на остров. Если бы Мальту вырвали из рук англичан, тыл Роммеля, действовавшего в Северной Африке, был бы надежно обеспечен. Однако Кессельринг вместе с Гитлером решил, что следующее наступление Роммеля позволит ему захватить Каир, не отвлекаясь на Мальту. Поэтому Верховный главнокомандующий приказал отложить подготовку вторжения на Мальту и отправил авиацию и войска, предназначенные для этого, на другие фронта. Через 12 месяцев эта ошибка решила судьбу Африканского корпуса.
Примерно в это же время – в начале мая 1942 года – мой старый командир Александр фон Винтерфельд неожиданно посетил меня в центральном госпитале и привез с собой ящик пива, чтобы сделать процесс выздоровления более приятным. Теперь он заведовал Школой первичной летной подготовки 3 (Jagdfliegervorschule) в Вене-Швехате и продолжал по-отечески заботиться обо мне. Когда он уже собрался уходить, то спросил, может ли сделать что-то для меня. Я рискнул:
