Затем я на несколько недель отправился в отпуск. Когда я вернулся на фронт, русские уже заняли Винницу. Мой транспортный самолет Ju-52 летел на малой высоте, чтобы избежать встречи с русскими истребителями, но нам угрожал огонь партизан с земли. Пунктом назначения был Таганрог, куда перебазировалась моя эскадра. Для JG-52 наступили тяжелые времена. Я сбил несколько самолетов, сам пару раз попадал в опасность, но мои летчики меня выручали.
Из Таганрога мы были вынуждены отступить под напором Советов, которые просто раздавили нашу армию огромным численным превосходством. С Крымского полуострова, который мы оставили весной 1944 года, мы перелетели в Одессу, а оттуда в Румынию, Венгрию и Польшу. Там я расположил штаб своей эскадры в Кракове, отправив одну группу в Венгрию. В октябре наша эскадра отпраздновала десятитысячную победу. Мы были единственной частью в люфтваффе, которая добилась такого, да и во всем мире тоже.
После этого я передал командование подполковнику Герману Графу, а сам вернулся в JG-54. Ралля вместе с Крупински перевели на Западный фронт, Штайнхоф командовал JG-77 в Италии. Хартман был вместе с Графом. Галланд назначил Траутлофта инспектором дневной истребительной авиации, и я сменил его в качестве командира JG-54.
Теперь начались бои в Прибалтике, и военная ситуация совершенно изменилась. Три года назад, когда я служил в JG-54, мы дошли до Ладожского озера под Ленинградом, отрезав город и четыре миллиона его жителей от остального Советского Союза. Теперь наши войска Группы Армий «Север» откатились из Эстонии и Латвии и сами были отрезаны от остального Рейха. Как раз когда я прибыл, эскадра пересела на новые истребители «Фокке-Вульф FW-190D», который имел рядный двигатель, а не звезду, как модель А. Нам пришлось драться с русскими, который вышли к побережью Балтийского моря и отрезали Курляндию. У нас, понятно, еще оставались Ме-109, а вот большинство FW-190 использовалось как штурмовики для поддержки войск.
Где-то в этой время, примерно в конце апреля 1945 года, я узнал, что Штайнхоф разбился на реактивном Ме-262, но детали мне рассказал лично Галланд. Никто не знал, выживет ли Штайнхоф. Я пришел в ужас. Я уже потерял многих друзей, и вот сейчас мог умереть мой лучший друг. Я написал его жене Урсуле, спрашивая, могу ли я чем-то помочь. Ее ответ был очень коротким: «Молитесь за него, и пусть с вами будет бог». Она всегда была крепкой женщиной. Я получил письма от Крупински и Баркгорна, который сам лежал в госпитале. Они были вместе с Галландом, когда случилась эта катастрофа. Мы все понимали, что война скоро закончится, ведь была весна 1945 года. Но нам не оставалось ничего другого, кроме как летать до конца.
В этот период люфтваффе окончательно ослабли. Имея всего две группы, JG-54 не могла надеяться захватить господство в воздухе, так как число русских самолетов продолжало расти. Русские так и не сумели разбить Группу Армий «Север», которая продержалась до последнего дня войны, когда в Курляндии капитулировали 210 тысяч немцев и латышских добровольцев. Хотя капитуляция была подписана 7 мая, некоторые отдельные подразделения продолжали сражаться до 9 мая. Им не сообщили о подписании документа.
Совершенно не подозревая об этом, 8 мая 1945 года я получил по телефону приказ на следующее утро эвакуировать самолеты JG-54, если позволит погода. Пилоты сняли с истребителей все ненужное оборудование, что позволило брать на борт двух человек – друзей и механиков. Один сидел скорчившись за бронеспинкой на месте рации, а другой лежал в фюзеляже. Война закончилась, но никто об этом не знал. Мы все еще сражались. Я узнал новость в воздухе и сначала принял ее за шутку.
Мы должны были лететь во Фленсбург на датской границе. Так как я поддерживал хорошие отношения с флотом, в основном потому, что именно там я начал военную службу, я уговорил моряков взять как можно больше наземного персонала на корабли. Для нас это была самый последний и самый долгий перелет в жизни, но по крайней мере 90 моих сослуживцев избежали русского плена. Мы не знали наверняка, что война закончилась, но после приземления все стало ясно, когда нас взяли в плен англичане.
Так как я имел звание полковника, меня отправили в Бельгию и поместили в специальный лагерь до февраля 1946 года, после чего разрешили отправиться домой. Я решил, что стану архитектором, и подал заявление в университет Тюбингена, однако мне отказали. Мне также не позволили учиться в других институтах. Причиной было то, что я был профессиональным офицером, они назвали меня «милитаристом» и «военным преступником», чего я никак не мог понять. Будущее казалось мне мрачным. Несколько лет я работал на автомобильном и химическом заводах, пытаясь прокормить свою семью. Мы знали, что Граф, Хартман и многие другие попали в советские тюрьмы. Мы не верили, что когда-нибудь снова их увидим. Когда они вернулись, особенно Хартман, это было чудесно. Но Графа плен сломал, и он остался развалиной до самого конца жизни.
В 1953 году я попросил разрешения у канцлера Конрада Аденауэра вступить в группу офицеров, которые готовились служить в новых немецких ВВС или Бундеслюфтваффе. Их создали, потому что началась холодная война. Я вступил в эту группу, надеясь снова лететь, и вместе со Штайнхофом и Куртом Кульми (пилотом Ju-87, воевавшим в Северной Африке и Финляндии) мы отправились в Соединенные Штаты на переподготовку.
Мы побывали в Аризоне, Флориде и Калифорнии. Хотя я полюбил Америку, я все время ждал возвращения. Мы, бывшие летчики люфтваффе, подружились со своими бывшими врагами, американскими пилотами. Я полагаю, это была лучшая часть профессиональных летчиков. Когад война закончилась, враждебность между нами исчезла, даже с англичанами мы помирились, чего я не могу сказать о русских. Я встречался с ними несколько лет спустя, и они оставались все такими же враждебными. Я был вместе со Штайнхофом, Раллем, Крупински, Траутлофтом и другими, когда мы встретились с бывшими русскими летчиками. Штайнхоф сказал: «Может, нам стоит повесить на дверь напоминание проверить пистолеты перед тем, как войти?» Мы посмеялись над этим. Однако была и пара исключений. Но все-таки шла холодная война, и мы оставались врагами.
В 1956 году я руководил центром повышенной летной подготовки в Фюрстенфельдбрюке. В 1962 году я командовал системой ПВО северной Германии и Нидерландов. В 1964 году я стал командующим ПВО НАТО в Центральной Европе. Затем меня назначили специальным руководителем программы F-104 «Старфайтер». Моей последней должностью стало командование истребительной авиацией бундеслюфтваффе. Это кресло оказалось очень скользким.
Прежде всего, у нас возникло множество проблем с F-104. Мы потеряли достаточно пилотов и самолетов. Пошла гулять шутка, что в Германии странная погода – в дождь с неба падает вода; в град падает лед, в снег падают хлопья, а «старфайтеры» падают всегда и везде. Проблемы много изучали, прежде всего, Хартман и Штайнхоф, а также Ралль. Ралль скорее поддерживал программу, как и я.
Но Хартман и Штайнхоф были категорически против F-104, хотя мы получили много денег на подготовку пилотов и даже больше денег, чем требовало обслуживание самолетов. Йозеф Каммхубер встретился с ними и принял их точку зрения. Однако наше правительство в Бонне оказалось глухо, новыми Бундеслюфтваффе командовали люди, не имевшие боевого опыта. Такое положение дел сохранялось еще несколько лет. Высокие посты занимали бывшие пилоты бомбардировщиков или бывшие штабисты люфтваффе, но не боевые летчики-истребители.
