Эриха уже ранее наказал сам себя за нарушение строя и погоню за противником, когда его самолет был поврежден и разбился, но пилот ничего не добился. Когда он погнался за уже горящим Ил-2, тот неожиданно взорвался и повредил Ме-109G Эриха. Он был вынужден сажать самолет на брюхо, хотя этот штурмовик и стал его первой победой, которая несколько воодушевила зеленого новичка.
Эрих начинал очень медленно, до конца года он сбил всего 2 самолета. Он никогда не сбивал много самолетов за один вылет или за один день, как это удавалось его товарищам. Однако поймав ритм, он уверенно наращивал свой счет, приобретая все больше уверенности. Его первой самостоятельной победой, которой он добился, когда летал моим ведомым, стал МиГ-1, сбитый 27 января 1943 года. Я думаю, это была его третья победа.
В отличие от меня Эрих отлично стрелял с большой дистанции. Я предпочитал подобраться как можно ближе и лишь потом стрелять, поэтому я много раз привозил домой обломки вражеских самолетов, застрявшие в моей машине. Позднее Эрих тоже перешел к такой тактике, и ему всегда сопутствовал успех. Его самого ни разу не сбивал вражеский истребитель. В августе 1943 года обломки взорвавшегося Ил-2 снова вынудили его пойти на вынужденную посадку. Он даже попал в плен, но сумел ускользнуть, притворившись раненым. Через пару дней, когда он вышел к линии фронта, его едва не застрелил немецкий часовой.
Больше всего меня удивляло то, как механик Гейнц Мертенс, которого я прекрасно знал, любил этого парня. Когда он услышал, что Эрих сбит над вражеской территорией, он схватил винтовку, карту и рюкзак и без приказа, даже не сообщив мне, что грозило ему военным трибуналом, отправился пешком на восток. Мертенс намеревался пересечь линию фронта и отыскать своего пилота.
Это было глупостью по многим причинам, но его связывали с Эрихом особые отношения. Нельзя недооценивать взаимную привязанность между пилотом и его механиком. Я не знаю ни одного летчика-истребителя, особенно успешного, который заколебался бы в выборе между женой и механиком. Я прекрасно понимаю, что женам их выбор сильно не понравится. Однако механик – это человек, который помогает тебе летать и оставаться в живых, как и ведомый.
Я вспоминаю, что 25 мая 1943 года, когда Эрих сбил ЛаГ-5, он был вынужден резко отвернуть, чтобы не столкнуться с обломками. Но при этом он столкнулся с другим ЛаГом, вероятно, ведомым сбитого. Последовал страшный удар, и Эрих одержал вторую «победу». Каким-то чудом он сумел привести свой изуродованный Ме-109 на базу. Это доказывает, что он был великолепным пилотом. Затем мы полетели второй раз за этот день. Эрих сел в кабину нового Ме-109, и Мертенс просто физически не успел поменять масло и проверить мотор.
Эрих был уверен, что все в полном порядке, так как это был новый самолет, имевший налет менее 90 часов. Мертенс, который иногда оказывался недурным прорицателем, покачал головой и сказал, что он против, потому что не сумел проверить истребитель. Эрих пропустил его слова мимо ушей и взлетел, но уже через 10 минут был вынужден повернуть назад, так как мотор начал барахлить. Храбак оказался на аэродроме, когда Хартман вернулся, и спросил, в чем дело. Эрих объяснил, и Храбак решил лично опробовать самолет. Он едва успел убрать шасси, как раздался громкий удар, и из выхлопных патрубков повалил черный дым. Я этого не видел, но мне рассказали, когда я вернулся.
Храбак немедленно повернул обратно, выпустил шасси и приземлился, выскочив из трясущегося истребителя. Мертенс со своей командой проверили истребитель и нашли трещину в поршне, которая создавала опасные напряжения. Головка поршня разлетелась на куски, осколки пробили мотор и маслопровод, в результате появился эффект домино. Вся нижняя часть фюзеляжа оказалась покрыта слоем масла, куски металла пробили лобовое стекло, пронизав капот мотора. Храбак спросил Хартмана, как тот узнал о проблеме, так как сам Храбак даже после взлета не почувствовал ничего неладного, и все показания приборов были совершенно нормальными. «Я просто почувствовал нечто странное», – ответил Эрих. У него был такой дар. Он мог сказать, какие проблемы возникнут с самолетом задолго до того, как приборы сообщат об этой самой проблеме. Во многих случаях это спасало ему жизнь.
Когда я вернулся из вылета, Хартман и Мертенс сидели и потягивали теплое пиво. Вот таким был финал этого любопытного эпизода. Понятно, что после этого Хартман и Мертенс тщательно проверяли мотор каждого истребителя перед вылетом. Он доверял своим инстинктам и доверял Мертенсу. Вот что я подразумеваю под особыми отношениями.
Во время операции «Цитадель», битвы под Курском в 1943 году, мы летали всем соединением, поддерживая StG-2 «Иммельман». Это была знаменитая эскадра пикировщиков Ульриха Руделя. Они только что начали переходить с традиционных атак с пикирования на уничтожение танков. Мы имели три группы, развернутые эшелонами по высоте, обеспечивая прикрытие «штукам», которые охотились на танки. Должен сказать, что просто понаблюдав за ними пару дней, я испытал настоящее счастье от того, что летаю на истребителе. Вероятное время жизни «штуки» было совсем небольшим. Они летели с малой скоростью на малой высоте навстречу плотному зенитному огню. Вероятно, это были самые смелые люди, каких я когда-либо видел.
С 4 по 9 июля 1943 года возле Орла мы вели самые тяжелые воздушные бои со времени отхода с Кавказа. По крайней мере, мне так показалось. Из каждого боя ты выходил мокрым от пота, как мышь, и совершенно опустошенным. Во время трех вылетов за один день Эрих сбил 7 самолетов, вероятно, это был его лучший дневной показатель. Мне показалось, что в одном бое встретились 200 немецких и 500 русских истребителей, которые гонялись друг за другом, стреляли и сбивали один другого.
В этот день 5 июля я сбил 11 самолетов за четыре вылета и довел свой общий счет до 90 побед. Но это не было исключительным явлением. Во время первого вылета буквально повсюду мелькали горящие и дымящие самолеты, взрывающиеся в воздухе и на земле. Тут и там можно было видеть парашюты, причем интересно отметить, что почти все бои происходили на высотах от 1500 до 300 метров, что очень мало для прыжка с парашютом. К началу следующего месяца Эрих одержал свою сотую победу и был назначен командиром 9-й эскадрильи JG-52. За короткое время он прошел большой путь и полностью излечился от своей «лихорадки».
Я все-таки должен вспомнить первый вылет со своими парнями, который мы сделали 5 июля. Я летел вместе с Баркгорном и остальными, когда кто-то сообщил, что вражеские истребители выше нас на шесть часов. Это означало, что противник выше и сзади от нас – мы оказались в крайне уязвимой позиции. Русские могли спикировать на нас, набирая скорость, атаковать и оторваться, прежде чем мы успеем среагировать. Мы разделились на две группы, одна пошла вверх и право. В ней находились я, Баркгорн и Хартман. Другая группа повернула влево и обратно. Мы же намеревались атаковать противника в лобовую.
Было решено, что одна группа наберет высоту, атакует противника и рассеет, сорвав таким образом его атаку. Другая группа, тоже из 15 истребителей, которую, как я помню, вели Храбак и Ралль, который уже к нам вернулся, должна была перехватить пролетающего мимо нас противника и атаковать его сзади. Затем наша группа, находящаяся выше, должна удостовериться, что больше нет советских истребителей, и прикрыть нижнюю группу. Если противник будет – мы его атакуем, если его не будет – мы останемся прикрывать сверху нижнюю группу, пока та занимается своим делом.
