Разумеется, Гиммлер отдал приказ, чтобы программу развития реактивной авиации контролировали СС. Это была безумная идея, форменный бред. Требовалось время на обучение, а личного состава не хватало. Были задействованы Гюнтер Лютцов, Галланд, Таутлофт и я, а также многие другие. Мы возмутились, потому что люфтваффе раздергивали по кускам. Моральный дух падал, Галланд сражался в одиночку против всего этого, но влияние истребителей уменьшалось из-за подавляющего превосходства союзников. Наступали тяжелые времена.
За время войны меня сбивали 12 раз, но лишь однажды я воспользовался парашютом. Я никогда не доверял парашютам и всегда предпочитал посадить поврежденный истребитель, надеясь на лучшее. Я получал лишь легкие ранения, пока не случилась серьезная авария – мое тринадцатое ЧП, когда я едва не погиб, разбившись на взлете.
Многие авторы описывали эту катастрофу, но почему-то никто из них не расспросил меня, исключая Толивера и Констебля. Поэтому вот моя история. 18 апреля 1945 года я должен был взлететь в составе группы, вместе с Гердом Баркгорном, Клаусом Нойманом, Крупински, Эдуардом Шалльмозером, Эрнстом Фарманом и другими. Наша группа должна была атаковать американские бомбардировщики.
Несколько дней назад наш аэродром бомбили, и он заметно пострадал. Когда мой истребитель набирал скорость, его левое колесо попало в плохо заделанную воронку. Я потерял управление, и самолет подскочил в воздух примерно на метр, поэтому я попытался убрать шасси. Но я просто не успел набрать взлетную скорость. Я знал, что скоро будет конец летной полосы, и я упаду.
Ме-262 рухнул со страшным грохотом, в кабине появилось пламя, пока самолет скользил по земле. Я попытался отстегнуть ремни, но взрыв подбросил самолет, и я почувствовал нестерпимый жар. Это взорвались 24 ракеты R4M, и вспыхнуло топливо. Я горел заживо. Я помню, что сбросил фонарь и выскочил наружу, весь охваченный огнем. Я упал и начал кататься по земле. Взрывы продолжались, грохот был ужасным, меня бросило на землю, когда я попытался отбежать. Я не могу описать боль. Я еще помню, что меня начали поливать холодной водой, но потом я потерял сознание.
Я помню, что лежал на земле, мечтая, чтобы кто-нибудь добил меня. Затем Баркгорн зашептал мне в ухо, что я должен жить ради Урсулы и детей. Он сказал, что я сильный человек, что я буду жить, и они поддержат меня. Я также слышал, как что-то сказал Пунски, но не помню, что именно. Они думали, что я умру. Даже врачи не верили, что я выживу, но я обманул всех.
После войны пластический хирург в Англии восстановил мне веки, взяв кожу с предплечья. С момента катастрофы я не мог закрыть глаза, и был вынужден носить черные очки, чтобы предохранять их. За несколько лет я прошел через множество операций, можно сказать, что меня собрали из запасных частей.
У нас никогда не было плохих командиров истребителей, просто некоторые были гораздо лучше других. Вы не получите это место, сели не покажете себя в боях. С некоторыми из них я летал, других знал только по рассказам, например Храбака или Ноймана. Это были великолепные организаторы и пилоты. Иоахим Мюнхенберг был просто непревзойденным. Он был очень успешным командиром. Мюнхенберг погиб, когда его Ме-109 потерял крыло в бою с американцами в Тунисе. Я принял его эскадру, в которой сам раньше служил.
Когда Галланда сняли и заменили Голлобом, для истребителей наступили черные дни. Под его командованием потери быстро росли. Он назначал командиров частей не по их профессиональным качествах, а из-за верности нацистам, что было редкостью в ягдваффе.
Галланд был энергичным человеком и отличным командиром, великим пилотом, успешным, верным своим подчиненным, уважаемым и честным, хотя при этом гулякой. Он не боялся Гитлера и не заискивал перед Герингом, всегда прямо отвечал на их вопросы, не задумываясь, насколько это им будет приятно. Галланд прекрасно понимал изменения в ходе воздушной войны и хотел перестроить истребительную авиацию, однако в споре пилотов с Герингом он поддержал летчиков, и Гитлер сместил его, совершив большую ошибку.
Ко моменту своей катастрофы я имел 176 побед, в том числе 7 на реактивном самолете. Я никогда не думал, что снова надену военный мундир. После аварии я провел два года в госпиталях и все еще лежал в постели, когда ко мне пришел Траутлофт вместе с остальными. Они убедили меня, что на свободе я сделаю больше, чем в госпитале, поэтому я решил снова надеть мундир. Коммунистическая угроза оставалась крайне опасной во время Холодной войны, и горячая стояла буквально за дверью.
Мне хочется сказать молодым людям: любите свою страну и сражайтесь за нее. Верьте в правду – и этого достаточно».
Эрих Хартман (1404 вылета, 352 победы)
«Я родился 19 апреля 1922 года в Вейссахе недалеко от Вюртемберга. Мой отец был уважаемым врачом и служил в армии военным медиком в Первую мировую войну, моя мать была лицензированным пилотом. Мой отец никогда не рассказывал о войне. Я знаю, что он видел ужасные вещи, и когда Гитлер снова пришел к власти, он был страшно возмущен тем, что немцы оказались такими непроходимо тупыми. Мой брат после войны тоже стал доктором.
Двоюродный брат отца был дипломатом, консулом в германском посольстве в Китае, и он убедил отца переехать туда, так как экономическое положение Германии в то время было далеко не лучшим. Страна голодала, и врачам было нелегко выжить. Денег не было ни у кого, а системы здравоохранения просто не существовало. Заработки были ничтожными. Вот поэтому мы сначала переехали из Вейссаха в Штутгарт, так как в большом городе было больше возможностей.
Мы жили в провинции Чанша, я был совсем маленьким, а Альфред еще на два года моложе. Все, что я помню – это рассказы отца и матери. Отец уехал на пару месяцев раньше, чтобы подготовить дом, завести практику, а мы последовали за ним, когда получили телеграмму, что все готово. У нас была няня, мы говорили на немецком и немного на китайском, но я плохо помню все это. Мы жили в 400 милях вверх по течению Янцзы. Насколько я помню, это было довольно приятное место.
Но потом дела для иностранцев пошли гораздо хуже. Нескольких человек убили, в том числе доктора-англичанина, друга отца. Им отрубили головы и насадили на столбы изгородей. Последовали вспышки насилия против иностранцев, которые организовали коммунисты, которые начали воевать против своих бывших союзников гоминьдановцев. Они несли плакаты на разных языках с надписями «Вон иностранных дьяволов!» и «Смерть иностранным дьяволам!»
Это были националисты, которые ненавидели европейцев, особенно англичан, французов и бельгийцев – представителей основных колониальных держав. Напомню, что после Первой мировой войны Германия потеряла все свои колониальные владения и потому больше не входила в эту группу. В Шанхае в 1927 году разыгралась большая битва между националистами и коммунистами. Это была последняя соломинка, и мой отец отослал нас домой. Моя мать нашла помещение для его практики, поэтому, когда он вернулся домой, то сразу приступил к работе.
Я стал пилотом, вероятно, по той же самой причине, как и большинство мальчишек, восхищенных славой асов Первой мировой. Ну и кроме того, моя мать была лицензированным пилотом. Она начала летать, когда мы вернулись домой, и уже имела лицензию на управление легкомоторными самолетами. Моя мать на паях вместе с другом семьи купила небольшой самолет. Они летали из аэропорта Бад-Боблинген. В 1930 году, когда Великая депрессия поразила Германию, им пришлось продать самолет. Когда в 1933 году Гитлер пришел к власти, примерно через год они снова начали летать.
