Я на секундочку блаженно прикрываю глаза, наслаждаясь покоем и покачиванием машины, и вдруг душераздирающе зеваю.
— Ой! — Сама не ожидала.
— Не выспалась? — хмыкает Богдан.
— Кто-то вчера мне желал неспокойной ночи! — жалуюсь ему я. — Не помнишь, кто?
— Так неспокойной — со мной… — мурлыкает он очень, очень соблазнительно.
— Я и была… с тобой, — тихо-тихо признаюсь ему. — Во сне.
Он даже не находится сразу с ответом. Крепко стискивает ладонью руль и поворачивается ко мне, глядя в глаза. И я тоже не отрываю от него взгляд. Все несказанное клубится между нами густым туманом, простреливает молниями, нагнетает грозу в закрытом пространстве салона.
Кажется — вот-вот проскочит искра, и все полетит в тартарары: машина, брак Богдана, мое самоуважение и наша общая репутация.
Да и пусть.
В этот раз шаг назад делаю не я.
Богдан откашливается, отворит глаза и хрипло говорит, глядя на дорогу:
— Что там тебе надо в «Леруа»? Только светильники?
— Лампочки еще к ним. С разной цветовой температурой. — Я сверяюсь со списком в телефоне. — И записать, сколько у них по времени доставка нестандартных дверей.
— Ага, сделаем, — кивает Богдан и делает музыку чуть погромче. Очень уж интимно она шепчет, у меня даже мурашки бежали по коже.
— А тебе работать не нужно? — запоздало спохватываюсь я. — Ты столько времени на меня потратишь…
— Я сам себе начальник, — заявляет он. — И сам себя на сегодня отпустил по магазинам с лю…
— Ц-ц-ц-ц! — Я касаюсь его руки, чтобы он не сказал ничего лишнего, но вместо того чтобы охладить атмосферу, это прикосновение повышает температуру внутри машины градусов на пятьсот.
— Даш… — Богдан накрывает мои пальцы своими, и я чуть не плачу от того, как это хорошо.
Да что ж такое творится-то! Я-то думала, что уже пережила к своим тридцати с хвостиком все, что может пережить женщина в личных отношениях. Уже бежала босиком по снегу, пила водку из горла, стояла на краю окна, гипнотизировала молчащий телефон, выла в голос в пустой квартире, после того как захлопнулась дверь. Был и секс по-быстрому в подсобке, и бесконечные выходные в постели, вылезая только за едой, и ужас-надежда, когда держишь в руках полосочку теста на беременность.
Все было! Все.
А вот такого — не было. Невероятного этого тепла.
Без надрыва и боли.
Просто хочется быть рядом, как будто так и надо. Будто нас создали обоих из одного куска глины и заповедали жить вместе, не выпуская друг друга из объятий.
— Богдан, а ты… — начинаю я, еще не соображая, что бы такое спросить, но ясно, что спросить надо. Перевести разговор на что-нибудь невинное, неопасное. Не про жену, не про меня, не про эту спонтанную поездку. — Ты какое кино больше любишь?
— Комедии, — недоуменно отвечает он.
Его пальцы гладят мои, не спеша отпускать. Но и я… разве я вырываюсь?
— Черные? Я обожаю «Реальных упырей»! Ты смотрел сериал, который по фильму сделали?
— Нет, я больше романтические. И семейные, — качает он головой.
— Романтические? Серьезно? Ты?
— А что? — как-то обиженно спрашивает он.
— Ты такой… Брутальный!
— Я — брутальный? — изумляется Богдан и на всякий случай даже откидывает козырек от солнца, чтобы посмотреть на себя в зеркало.
Руку он при этом убирает, и я вздыхаю спокойнее.
— Ну… надежный. Сильный. Настоящий мужчина! — сыплю я словами. Искренне, но все равно стараясь заболтать наш слишком горячий момент.
— Ты так думаешь? — недоверчиво спрашивает он, поворачиваясь к зеркалу то правой щекой, то левой. На левой щетина растет чуть гуще, и он трет ее, словно надеясь стереть лишнее.
— Мммм… — У меня аж пальцы дергаются, так хочется тоже потрогать. Вообще, я страшно скучаю по его губам. Одновременно твердым и нежным, настойчивым и ласковым. Всего один… ладно, два поцелуя — и безнадежная зависимость. Как это получилось?
— Думаешь, брутальный и настоящий мужчина не может любить ромкомы? — косится на меня Богдан. — Или семейные комедии?
И мы снова цепляемся языками, как тогда, на кухне у Светки. Дурацкая ведь тема — комедии. Совсем не эротическая, не такая горячая, как электричество между нами. Да с любым другим мужчиной я бы давно перевела разговор на что-то поинтереснее. Почему же с ним совсем не скучно это обсуждать?
— Ну, мужчины обычно любят боевики и фантастику, — заявляю я. — Чтобы взрывов побольше и мужественный герой…
— Мужественный или брутальный? — прерывает меня Богдан.
— Оба! — строго сообщаю я. — Так вот, мужественный герой ползет по вентиляционным тоннелям…
— Ты пересказываешь «Крепкий орешек» или я ошибаюсь?
— Ты смотрел? Разве это романтическая комедия?
— Семейная, — веско говорит Богдан, заруливая на стоянку у «Леруа». Но нам еще надо договорить, поэтому мы остаемся в машине, не торопясь на улицу. К тому же, там бушует тот самый весенний ветер, от которого нет спасения. Ветер перемен, да?
Не сбежать, не спрятаться.
— С такой классификацией очень многое станет семейной комедией.
— Тем не менее. Она еще рождественская.
— Уговорил! — поднимаю я руки вверх. — Но семейные мужчины тоже не любят. Это мы играем в дочки-матери, поэтому нам интересно посмотреть, как играют другие.
— Я, кстати, играл в детстве.
— В дочки-матери? — изумляюсь я.
— Ага. Я был папой, который возвращается с работы, ругает суп и идет гулять с ребенком.
— Ругает суп, значит… — качаю я головой, представляя свою будущую совместную жизнь с ним.
Кажется, он тоже понимает, что сболтнул что-то не то, и быстро отмазывается:
— Меня заставляли!
— Какой ты суп любишь? — Мне вдруг становится интересно.
— Вообще не ем суп, — качает головой Богдан. Колеблется, косясь на меня, и делает вид, что сдается, говоря шепотом: — Ну ладно… Ем только сливочно-тыквенный. Но это большой секрет!
