— Срочно, возвращайся на работу и веди себя как обычно. Если кто спросит, то обо мне ни слова. Вообще знать меня не знаешь и всё. И еще хорошенько запомни… Придет человек, пока не могу сказать кто именно, и попросит начистить обувь… дословно «так что бы блеск ослеплял даже жителей Срединного города». Запомни, Гарри, если придет, знай, его послал я, и все что он скажет или попросит — это мои слова. А это трать с умом и не отсвечивай ни перед кем, всё, бегом отсюда, — я вложил в руку непися три серебряные монеты, развернулся и больше не говоря ни слова, пошел прочь.
Лишь через пол сотни метров я остановился, спрятался за деревом и осторожно выглянул. Возле пустующей лавки никого не было, лишь голуби водили хороводы, подбирая остатки булки, что им успел накрошить. Гарри хватило ума послушать меня и не задавая лишних вопросов, сразу же уйти.
«За парнем следят. Он должен немедленно вернуться работать на свой угол»
Ни подписи, ничего, что могло указать на доброго самаритянина, решившего меня предупредить. И тут я почувствовал, как рубашка прилипла к спине. Откуда мне знать мотив написавшего импову записку? Вполне возможно она лишь инструмент оберегающий анонимность автора, который хотел помешать мне узнать, что именно сумел выяснить Шустрила перед смертью.
И что теперь делать? Можно самому проследить за Гарри, может смогу засечь кто его пасет. А что, не плохой вариант, если записка не врет, то нас еще вместе не видели, точнее если и видели, то никак не связали, иначе какой толк меня предупреждать.
Итан парень у меня глазастый и вмиг подметит того, кто своим поведением не вписывается в общую картину. И тогда слежка пойдет в обратную сторону. Вспомнилась песня «я обернулся посмотреть, не обернулась ли она, чтоб посмотреть не обернулся ли я». Поэтому тот час, машинально обернулся, но вокруг ни души, лишь деревья да кусты. Можно выдохнуть, это уже просто накручиваю себя. Опять нервишки пошаливают.
До угла, на котором обычно работал Гарри оставалось около пятнадцати минут неспешной ходьбы. Но я остановился, малость постоял у газетного киоска и отправился в полицейский участок.
Я совсем забыл, что спешка являлась ни много, ни мало — синонимом смерти. Сам же прочел поучительную лекцию для Киры, перед первой ночью, что нужно учитывать не только сильные стороны ханта, но и обязательно держать в уме все его слабости. Иначе тебя ждет грандиозное фиаско.
Вот кого я собрался высматривать, если меня первого срисуют. Да, и часа не прошло, с момента как Гарри сказал, что я словно белая ворона, сразу же бросаюсь в глаза. Но я же самый умный, и просто пропустил эти слова мимо ушей.
Вот только теперь пришлось вспомнить и признать, что паренек то был прав. Ладно еще мистер и миссис Локрис меня узнали в толпе, все-таки я помог им вернуть в семью пропавшего домашнего любимца.
Но когда даже старый Джон, продавец газет, приметил меня еще на противоположной стороне улицы и начал звать, размахивая руками — это уже ни в какие ворота. Пора признать, что работа в поле не для Итана.
Ладно, в принципе это не неразрешимый вопрос, попрошу помочь Рика. Не прошло и полгода, как он наконец-то смог купить ханта. Хотя это случилось бы намного быстрее, не крути он носом. Но как говорится, и на этом спасибо. Вот пусть и присмотрит за Гарри вместо меня.
Получив подтверждение, что Рик в деле, я отправился в полицейский участок. Как ни обидно, но сам я не мог тут продолжать. Так что приходилось положиться на друга и доверить ему Гарри.
* * *
На крыльце участка несколько констеблей о чем-то жарко спорили. Когда я немного приблизился, то сумел разобрать, о чем именно. Оказалось, что всему виной Афина Гамильтон. Мне сразу же вспомнилась газетная статья. Мужчины старались доказать друг другу свою правоту. И когда меня заметили, то один из них радостно вскрикнул:
— Вот сейчас мы с пацаном пойдем и прижмем эту вертихвостку. Так что готовь деньги, Николс!
Оказалось, порыв добиться правды был результатом меркантильности. Хотя меня это нисколько не удивляло. Я был больше расстроен, что не смог даже войти в здание, а меня уже куда-то тащит совершенно незнакомый человек.
В такие моменты я люто ненавидел статус Итана. Быть стажером в полиции это проклятие. Которому и конца края не видно из-за длинного языка лейтенанта Родвика, подогревающего обо мне всякие слухи. Что в итоге в ближайшей перспективе ставило крест на скорое завершение безнадежных скитаний в лабиринте бюрократизма.
— Так куда мы идем? — если уж моё присутствие было необходимым, то хотелось узнать где именно, как и о причинах.
— Слушай, сопляк, я тебе не нянька. Сказано идём, значит идём. Я не задаю вопросов начальству, и ты не задавай. Твое дело малое, стоять и слушать. И не вздумай открывать рот. Не нравится, можешь возвращаться, — констебль даже не обернулся, продолжая на ходу демонстрацию своего превосходства.
И странное дело, до меня дошло наконец, а ведь и правда, никто не держал за руку. Я мог делать всё, что считал необходимым. Еще неделю назад я был связан по рукам и ногам. Итан был единственным моим активом, и союзником, и надеждой, и вообще всем для меня.
Стажировка в полиции для него была вопросом выживания, а для меня источником различной информации. Но теперь всё иначе. Я ведь уже решил, что вступлю в отряд Пики, или как там она его назвала… в стаю. Почему сразу не сказал об этом? Если дают время на подумать, то зачем отказываться. Но этот констебль показал, что так или иначе у меня это время отнимут.
— Ты что удумал? — похоже полицейский оказался ошарашен, тем что стажер удалялся от него.
— Решил вступить в стаю. Удачи тебе, и надеюсь твоя ставка выиграет.
— Если уйдешь, то уже к вечеру вылетишь из полиции. Я тебе это гарантирую. Я с тобой говорю… — истеричные выкрики констебля, достигавшие ушей, были для меня приятнее всякой музыки.
Я не собирался ни останавливаться, ни что-нибудь ему еще отвечать. Решение принято и пора пересмотреть мою стратегию. В финансовом плане я ещё не обрел независимость, но мои карманы больше не были пустыми.
Что особенно радовало, ведь в реале я жуть как соскучился по вкусной и вредной пище, которая была мне не по карману почти месяц. Так что плевать на всё и всех, прямо сейчас пойду и поговорю с доктором Сэмюэлем Харли. Может у него уже хоть какие-то результаты.
Констебль, заключивший пари насчет Афины Гамильтон, по-прежнему находился на крыльце и спорил теперь уже сразу с двумя другими офицерами. Увидев меня, он замолчал и приподнял свой шлем кончиком дубинки, так что тот практически съехал на затылок и мог в любой момент упасть на землю.
Так и не произнеся ни слова, полицейский попятился назад, затем сделал шаг в сторону и освободил мне проход в управление. Но его глаза были красноречивее любых слов. Рой вопросов напрочь заблокировал способность хоть как-нибудь более-менее рационально мыслить, лишь сильнее с каждой секундой окутывая бедолагу тонкой вуалью непонимания и озадаченности.
