— Это что же… — не столько злобно, сколько растерянно начала Ольга, — Мало того, что я с граблями бегаю, так я еще и типа свинья теперь получаюсь? Ну спасибо!
— Да ладно тебе, — отмахнулась от соперницы Татьяна, которая о чем-то всерьез задумалась. — Я тогда вообще демон-людоед получаюсь и ничего, не выступаю. Это просто крутое масштабирующееся оружие, чего тебе еще надо?
— Именно так — кивнул я. — Кстати, насчет задания на второй тур — не удивлюсь, если нашему капитану мы найдем железный посох. Еще больше не удивлюсь, если он будет с золотыми ободками с обоих сторон. Хотя последнее вряд ли, это уже полный плагиат будет.
— То есть, получается, Тарасик у нас — царь обезьян… — начал Петька Пара, но был перебит Ольгой.
— Точно, похож!
— Да погоди ты! Тарас — обезьян, Ольга — свинка, Танька — демон… А мы с Патриком кто?
— Ну, своим неумением и нежеланием сражаться ты очень напоминаешь танского монаха, — улыбнулся я.
— А мне типа роли не досталось, — с сарказмом кивнула Патрик. — Как всегда.
— Почему же? — покачал головой я. — В этой компании был и пятый персонаж, и тоже вполне себе разумный. Белый конь, на котором ехал монах — на самом деле сын Царя драконов Западного моря, третий наследный принц, который мог превращаться и в дракона, и в человека. По книжке он был обвинен отцом в непочтительности к родителям и за это чуть не был казнен. Спасла его богиня Гуанинь и подрядила сопровождать танского монаха на пути в Индию. Однако он, по незнанию, пребывая в своей драконьей ипостаси, сожрал белого коня, на котором ехал монах, за что и был вынужден принять облик коня и путешествовать именно в этом образе. Поэтому, пока другие непрестанно болтают по пути, он идет молча, и о чем он думает — никто не знает.
— Ну прям очень на нашего Патрика похоже, — кивнул Петька. — Слышь, рыжая, ты, оказывается — маунт! Да еще и мой. Прикинь, да! Это у вас типа семейное — я и лошадь, я и бык, я и баба и мужик
[130].
Но рыжая даже не цыкнула на хилера в ответ, тоже о чем-то задумавшись.
Какое-то задумчивое совещание получилось.
— Ну а с заданием что? — не унимался Петька.
— А с заданием пока ничего, — отозвался Митрич. — С заданием все посмотрим в полночь, когда порталы откроются. А пока давайте валите все отдыхать! Ночью спать не придется, потому что действовать надо будет очень быстро. Если что-то понимаю в колбасных обрезках, «светлячки» наверняка уже в курсе, куда им надо идти и что делать. Опередить их у нас, если честно, вряд ли получится, но вот опередить всех остальных, кто тоже не в курсе, и удержать равный счет — мы обязаны! Значит думать будем быстро и передвигаться бегом! Ясно? Разойдись!
— Стихотворение гуглится, — вдруг сказала Татьяна, которая последние минут пять тупила в планшет.
— Что?! — спросили все одновременно.
— Ну, четверостишие, которое нам дали, гуглится. — терпеливо повторила Татьяна. — То ли у них косяк какой-то случился, то ли просто облажались, но факт остается фактом — гуглится. Не уверена, правда, что другие команды нагуглят — у них там пара слов в каждой строчке.
— И что же там гуглится? — поинтересовался я.
— А вот, — процитировала Татьяна.
Нежные звуки циня заполнили комнату мне,
Свитки мудрых писаний загромоздили кровать.
Хоть нынче я рассуждаю, как бабочкой стать во сне,
Но все же я не Чжуан-цзы — уж в этом уверен я.
— А ну-ка, дай посмотреть, — потребовал я, цапнул планшет и долго тупил в строчки. Потом хлопнул себя по лбу и начал вбивать буквы в строчку поиска.
— Бред какой-то, — меж тем комментировал Петька. — В этом, как вы говорите, стихотворении, вообще никакого смысла нет, одно наркоманство. Не, ну а что — не так что ли? О чем там вообще говорится? Еще и рифмы никакой нет: «кровать» — «уверен я». Говорю же — наркоманы писали.
— Да нет, Петя, не наркоманы. — оторвавшись от планшета, сказал я. — Во-первых, есть более красивый вариант перевода, там с рифмами все нормально:
…Стенания цитры заполнили маленький дом,
Старинные книги лежат в изголовье моем.
Ту притчу о бабочке мне доводилось слыхать,
Но я не Чжуанцзы, и бабочкой мне не бывать…
Во-вторых, Юй Синь, которому принадлежат эти строки — великий китайский поэт. Проблема в особенностях китайских (а так же японских и корейских) стихов. Один из наиболее популярных приемов там — так называемые «намеки на древность». Чтобы понять стихи, надо быть образованным человеком, способным «расшифровать» спрятанные в тексте цитаты. Это стихотворение отсылает к знаменитой притче древнекитайского философа Чжуанцзы.
— А что за притча? — заинтересовалась Патрик.
— Притча занятная. Однажды Чжуанцзы проснулся в отвратительном настроении. Слуги почтительно поинтересовались — что случилось, может быть, господину приснился плохой сон? Да нет, ответил Чжуанцзы, сон как раз был прекрасный, мне приснилось, что я бабочка, весело порхающая над лугом. Тогда почему вы так встревожены? — поинтересовались слуги. Очень просто — ответил Чжуанцзы, — я не знаю, что же происходит в реальности. Я спал, и мне снилось, что я бабочка, или это бабочка сейчас спит, и ей снится, что она Чжуанцзы?
Все задумались.
— Не, это точно наркоманы, — наконец вынес вердикт Петька.
— Ага, — кивнул Митрич. — Короче, совы совсем не то, чем кажутся. Я этой фразой всегда всякую подобную фигню комментирую. И, самое интересное — всегда прокатывало, она всегда к месту оказывается! Поэтому, если тебя начнут грузить всякой аурой и прочим третий глазом — сразу говори про сов! И на тебя посмотрят с уважением, зуб даю.
— А почему совы? — заинтересовался Петька.
— А я почем знаю? — удивился Митрич. — Я уже и не помню, где эту фразу подцепил
[131].
— Нет, а действительно, — спросила у меня Светлана. — К чему эта подсказка, что организаторы хотели нам сказать этим намеком на притчу Чжуанцзы?
— А я почем знаю? — повторил я за Митричем и пожал плечами. — На локации узнаем.
— Во-во, — подхватил тот. — А пока пойдем поспим.
— Ква! — подтвердил незаметно подошедший Тортик, которому надоело выписывать круги вокруг беседки.
