– «Теперь и беспокоиться не о чем!» А? Какой молодец!
– Это верно. И ведь чистую правду сказал: о себе он не беспокоится.
В следующий раз я увидел Дика через две недели, когда навещал приятеля в дарроубийской больничке. Старик лежал на кровати в углу палаты.
Я подошел и присел на край его постели. Его изможденное лицо дышало безмятежностью.
– Здравствуйте, Дик, – сказал я.
Старичок сонно поглядел на меня и прошептал:
– А, мистер Хэрриот! – Он закрыл глаза, но через несколько секунд открыл их и чуть улыбнулся. – Я рад, что мы разобрались с тем, отчего Игруну бывало плохо.
– Я тоже рад, Дик.
– Его миссис Дагган взяла, – добавил он, помолчав.
– Да, я знаю. Ему там будет хорошо.
– Верно… – Его голос стал тише. – Только вот иногда думается: был бы он тут со мной… – Костлявые пальцы погладили одеяло, губы снова зашевелились.
Я нагнулся пониже, чтобы расслышать.
– Игрун… – шептал он. – Игрун… – Веки старика сомкнулись, и я увидел, что он уснул.
На следующий день я узнал, что Дик Фосетт умер, и, возможно, я слышал его последние слова. И были они о его коте. Необычно, но так уместно!
– Игрун… Игрун…
Ветеринар с барсуком
Я должен вернуться к тем дням, когда Джон Крукс нас покинул, а я еще не свыкся с мыслью, что он не вернется. Не верилось, что больше не услышу в трубке, как этот звучный голос говорит, чтобы я продолжал спать, а в морозную тьму к телящейся молодой корове поедет он. Но главным было не это. Как я уже упоминал, тогда я был еще достаточно молод, чтобы подружиться с помощником, и вот я потерял друга – а вернее, двух, когда Джон и Хетер отправились строить собственную жизнь в Беверли, – и на душе у меня было пусто.
Но что толку переживать? Нам требовался новый помощник, наше объявление в «Ветеринари рикорд» не осталось без ответа, и кандидат ожидался с минуты на минуту. Я взглянул на часы. Почти половина третьего, и поезд, на котором Колем Бьюканан должен приехать в Дарроуби, прибывает через четверть часа. Я побежал к машине и покатил на станцию.
Из поезда на платформу сошел только один пассажир в сопровождении крупного ларчера. Пока он шел по направлению ко мне, я успел разглядеть потрепанный чемодан, пышные черные усы и очень темные глаза. Однако мое внимание приковало какое-то мохнатое животное, свесившееся с его плеча.
Молодой человек протянул руку и ухмыльнулся до ушей.
– Мистер Хэрриот?
– Да-да… – Я потряс его руку. – А вы, следовательно, Колем Бьюканан.
– Совершенно верно.
– Отлично… отлично… Но вот у вас на плече…
– А это Мэрилин.
– Мэрилин?!
– Ну да. Моя барсучиха.
– Барсучиха!
Он рассмеялся беззаботным смехом:
– Извините. Наверное, следовало предупредить вас в письме. Она моя верная подружка. И ездит со мной всюду.
– Всюду?
– Безоговорочно.
На меня нахлынули всевозможные дурные предчувствия. Как помощник ветеринара будет справляться со своими обязанностями, когда у него с плеча свисает дикий зверь? И какой человек способен явиться на новое место работы не только с барсуком, но еще и с гигантским псом?
Впрочем, последнее я узнаю незамедлительно, а потому я отогнал эти мысли и проводил его к машине под перекрестным огнем недоуменных взглядов кассира, двух сидящих на платформе дам и носильщика, который чуть было не протаранил стену своей тележкой с грузом ящиков.
– Как вижу, у вас и собака.
– Да. Буран. Очень милый и ласковый.
Ларчер завилял хвостом и посмотрел на меня добрыми глазами. Я погладил косматую голову.
– Да, это видно сразу… Между прочим, ваши имя и фамилия наводят на мысль о шотландском акценте, но у вас его нет.
Он улыбнулся.
– Я родился в Йоркшире, но мои предки были выходцами из Шотландии. – Глаза у него сверкнули, и он вздернул подбородок.
– А, так вы ими гордитесь?
– Да. – Он кивнул, а его лицо стало по-настоящему серьезным. – Очень горжусь.
Когда мы приехали в Скелдейл-хаус, я показал Бьюканану его машину и помог загрузить ее всем самым необходимым, что мы всегда захватывали с собой: лекарствами, инструментами, акушерским халатом, защитным комбинезоном, затем отвел новичка наверх в квартирку, где его, по-видимому, заинтересовала не обстановка, а открывающаяся из окна перспектива длинного сада – птицы и цветы.
– Ах, да! – спохватился я. – Совсем из головы вон. Вы обедали?
– Обедал?
– Да. Вы что-нибудь ели?
– Ел?.. Ел… – В темных глазах появилось задумчивое выражение. – Да. Я уверен, что вчера как будто ел.
– Вчера! Но сейчас уже почти четыре. Вы же умираете с голоду!
– Да нет, вовсе нет, нисколько.
– Как! Вы не голодны?
Этот вопрос, видимо, показался ему странным, если не загадочным, и он только неопределенно пожал плечами.
– Все равно, – сказал я, – сейчас схожу вниз, посмотрю, что там найдется, чтобы вы перекусили.
В шкафу в приемной обнаружился большой фруктовый бисквит, который Хелен только что испекла, чтобы нам было чем заесть чашку кофе между вызовами. Я положил его на тарелку, захватил нож с вилкой и вернулся в квартирку.
– Вот, пожалуйста, – сказал я, ставя тарелку с бисквитом на стол. – Угощайтесь, а пообедаете позже.
Тут я услышал шаги на лестнице, и в комнату влетел Зигфрид.
– Колем Бьюканан – Зигфрид Фарнон, – представил я их друг другу.
Они обменялись рукопожатием, а затем Зигфрид дрожащим пальцем показал на плечо молодого человека.
– А это еще что, черт подери?
Колем улыбнулся своей обаятельной улыбкой.
– Мэрилин, моя барсучиха.
– И вы намерены держать это животное здесь?
– Совершенно верно.
Зигфрид сделал глубокий вдох, выпустил воздух через нос – очень медленно – и ничего не сказал, а только продолжал сверлить взглядом нашего нового помощника.
Молодой человек непринужденно рассказывал о том, как проходил практику, упомянул, до чего он рад, что будет жить в таком симпатичном городке, как Дарроуби, заговорил про сад.
Тем временем он принялся за бисквит, но даже не взял нож, а машинально отламывал кусок за куском, продолжая говорить:
– Какая великолепная глициния! Красивее я не видывал. И такой прелестный снегирь, а на вашей яблоне я видел обыкновенную пищуху, они теперь такая редкость! – И, сунув в рот кусок, нашпигованный изюмом, вдруг воскликнул: – Да это же черный дрозд-альбинос вон на той ветке! Какой красавец!
