А теперь коллега положил трубку и обернулся ко мне.
– Эдди Коутс. Сказал, что у него бычок «скукожился немножко». Я становлюсь просто специалистом по скукожившейся скотине.
Я засмеялся:
– Отлично, Колем. Так поезжайте.
Он вдруг задумался, а потом сказал:
– Я вот о чем хотел вас попросить, Джим. Можно, я изменю свои рабочие часы?
– В каком смысле? Хотите перенести свой свободный день?
– Нет. Я предпочел бы начинать в шесть утра и кончать в два.
Я уставился на него в изумлении.
– Но почему?
– Так у меня будет больше возможности ознакомиться с окрестностями, узнать поближе здешних диких животных и растения.
– Очень жаль, Колем. Я знаю, как все это вас интересует, но такой рабочий день крайне неудобен. Просто ничего не получится.
Он философски пожал плечами.
– Ну что же… – И повернулся, чтобы уйти.
– Минутку, Колем, – сказал я. – Раз уж мы коснулись этой темы, мне бы хотелось кое о чем с вами договориться. Вы слишком неуловимы.
– А?
– Да-да. Вас трудно отыскать в случае необходимости. Вы же знаете, на мелких фермах почти нигде нет телефонов, и нередко связаться с помощником я могу только в обеденные часы. Но вы питаетесь без всякого расписания, приходите и уходите так, что я об этом не знаю, а всегда может возникнуть что-нибудь неотложное. И потому, пожалуйста, отправляясь обедать, звоните мне.
Колем насмешливо отдал мне честь.
– Есть, сэр! Буду неукоснительно докладывать о своем местопребывании.
Мы вместе направились в аптеку, но, едва выйдя в коридор, я чуть не задохнулся от невыносимой вони. Гнусная, тошнотворная, она, казалось, доносилась сверху, и тут я заметил струйки пара, сочащиеся из квартирки Колема.
– Черт, Колем! Ну и вонища! Что у вас там делается?
Он посмотрел с легким удивлением.
– Просто я поставил вариться требуху для моих животных.
– Требуху? Какую требуху?
– Просто коровьи желудки. Залежались у мясника. Он обещал отдавать мне чуть тронувшуюся требуху.
Я закрыл лицо носовым платком и завопил сквозь него:
– Протухшую требуху! Да вы шутите! Бога ради, бегите наверх, снимите с газа чертову кастрюлю. И откажитесь от своего договора с мясником!
Пошатываясь, я выбрался в сад и принялся глубоко дышать. Потом прислонился к ограде, и мне вдруг пришло в голову, что, конечно, у нас с Колемом складываются замечательные отношения, но ничто в мире не совершенно.
Днем, когда я вернулся пообедать, звонок по телефону подтвердил, что Колем запомнил мои утренние наставления. Голос в трубке отчеканил:
– Прошу разрешения поесть, сэр!
– Разрешаю, молодой человек, – ответил я, с удовольствием подыгрывая.
В тот момент я еще не знал, что буду слышать эту фразу каждый день, пока он с нами не расстанется. Он всегда звонил перед обедом, и теперь, вспоминая его в те годы, я словно снова слышу:
– Прошу разрешения поесть, сэр!
«Практичный человек»
Когда мы только обзаводились хозяйством в Скелдейл-хаусе, я часто посещал дешевые распродажи в поисках самого необходимого, но почему-то нередко возвращался домой с совершенно бесполезной вещью. Список их длинен: парусный корабль с полной оснасткой в бутылке, латунные подсвечники, уже упоминавшаяся маленькая концертина и незабвенное приобретение – «География мира» в двадцати четырех томах.
Когда мы поселились в «Рябиновом саду», во мне вновь вспыхнуло желание превратить свой дом в совершенное жилище. Был у меня честолюбивый замысел – создать за огородом площадку для тенниса на траве, причем не только для детей, но и для нас с Хелен. Мы с ней были заядлыми любителями – когда удавалось выбрать время.
Разметив площадку, я понял, что главная трудность заключается в том, чтобы каким-то образом помешать мячам улетать в огород. Обнести площадку сеткой – вот выход, решил я, радуясь, что проблема разрешилась, когда в дверь позвонил рыбак и предложил рыболовные сети. Он собрался уйти на покой и вот распродает почти даром орудия своего ремесла. Я купил огромный тюк, туго стянутый просмоленной веревкой, за двенадцать фунтов и с гордостью продемонстрировал приобретение Хелен. Прилива уважения ко мне она не испытала.
– Ты уверен, Джим, что не дал опять маху? Ты же знаешь, тебя так легко обмануть!
– Обмануть?! – вознегодовал я. – Об этом и речи быть не может. Рыбак этот – сама честность, с первого взгляда видно. Он из Фрейзерборо и ходит в морской тельняшке. Веселое, обветренное, бесхитростное лицо, да от него просто веяло смолой и соленостью моря. Он сказал, что остальные сети уже продал, а эти отдает дешево, потому что они последние и он торопится домой.
– Хм-м… Это мне тоже не нравится, – пробормотала Хелен. – А ты заглянул к нему в фургон? Проверил, что там правда ничего не осталось?
– Э… собственно говоря… А зачем? Уж поверь, на этот раз я сделал выгодную покупку. Пошли, я тебе докажу!
Мы вышли на лужайку, и я развернул тюк. У меня упало сердце. В свернутых сетях зияли огромные дыры – некоторые диаметром по два-три фута. Хелен захихикала, а по мере того, как я разворачивал одну дырявую сеть за другой, ее буквально начало шатать из стороны в сторону.
– О господи, – сказала она, утирая слезы. – Хорошо еще, что в нашей семье есть хоть один практичный человек. К счастью, я на такие промахи не способна!
В полном расстройстве чувств я мрачно созерцал свое никудышное приобретение.
– Попробую залатать дыры веревками, – сказал я.
– Перестань! – вскрикнула Хелен, и ее снова зашатало. – Не надо! Меня уже ноги не держат.
Сети оставались болезненной темой, и я всячески ее избегал, однако в первые недели несколько раз украдкой пробирался на лужайку, когда никто не следил, и пытался (безуспешно) заняться починкой.
После этой катастрофы я старался найти способ, как поднять свой престиж, и выбрал для этой цели огород. В воскресной газете я увидел рекламу парничков для рассады и решил, что для сурового йоркширского климата ничего лучше придумать нельзя. Парнички на картинке стояли длинными аккуратными рядами, изящные и функциональные, а стоили они феноменально дешево.
Ни слова не сказав Хелен, я отправил заказ на солидную партию. Мое воображение рисовало внушительный ящик, и я был очень удивлен, когда почтальон доставил скромный плоский пакет. Как в нем могли уместиться трехмерные сооруженьица, изображенные на рекламе?
Впрочем, тайна тут же разъяснилась: то, что я принял за жесткий пластик, оказалось обычной полиэтиленовой пленкой. Мало того! Остальная часть будущих парничков состояла из множества тонких проволочек со зловещими инструкциями типа: вставить стержень А в прорезь Б и закрепить шпилькой В. Для меня это был лес дремучий, и я провел несколько изнурительных часов в борьбе со стержнями и шпильками, а Хелен с любопытством наблюдала за моими манипуляциями.
