– Понятно.
Тут с другого бока к моему другу подсел Кении Дитчберн, мясистый краснолицый парень.
– А, Арни! – сказал он, ухмыляясь. – О крикете, значит, беседуете? А вы свои бутсы давно Лену Хаттону одалживали?
Арни обратил на него суровый взгляд.
– А, Кении! – буркнул он и снова обернулся ко мне.
Его воспоминания принесли ему в городке немалую известность, и молодое поколение все время тщилось подковырнуть его, но у Арни выработалась защитная реакция: сразу замыкался в себе. Я же во время наших частых встреч никогда не начинал разговор о его спортивных интересах, никогда не проявлял особенного любопытства, и тогда он расслаблялся, утрачивал настороженность, и одна увлекательная история сменяла другую.
Бедняга не только становился жертвой насмешливого поддразнивания, но и превращался в героя бесчисленных апокрифических легенд, которыми обменивались местные остряки. По словам одних, Арни якобы рассказывал, что, служа во Франции во время Первой мировой войны, он настолько прославился как непробиваемый вратарь, что в конце против его ворот встали в очередь все самые результативные нападающие и принялись бить пенальти. Как они ни старались, Арни брал все мячи. В конце концов, потеряв всякую надежду, они зарядили пушку футбольным мячом и выпалили по воротам. Арни якобы завершал повествование лаконичной фразой: «Взять-то его я взял, но обошлось мне это в два сломанных ребра».
По другой легенде, он рассказывал, что на зимних маневрах в России солдаты организовали соревнование, кто дальше пошлет мяч. Победил Арни: он сделал такую свечку, что мяч упал из тучи весь в снегу. Эти и тому подобные россказни приписывались Арни местными ребятами, но сам я от него их не слышал, а потому во внимание не принимал, как и красочный анекдот, согласно которому в решающий момент Египетской кампании Арни переплыл Нил с генералом Алленби на спине.
Тем не менее эти легенды вошли в местный фольклор и, думается, останутся в нем навсегда. Мне вспоминается, как на благотворительном концерте в Дарроуби раздался всеобщий смех, когда скрипач-эксцентрик торжественно объявил, что сыграет вторую часть одной из фантазий Арни Брейтуэйта.
Но я питал к старику теплейшую симпатию. Я тоже был завзятым болельщиком. Арни же, когда не предавался воспоминаниям, обсуждал спортивные новости как истинный знаток. Мне всегда было интересно с ним разговаривать. К тому же он любил животных, обожал своего пса, и это еще более укрепляло нашу дружбу.
Несколько недель спустя после подстригания когтей я в чудесный солнечный день прогуливался с моей Диной по лугу у реки и вдруг увидел Арни с Забиякой. Как обычно, они во что-то играли, и пес прыгал, догоняя мяч под нависшими над водой ветвями старых ив.
– Он что-то похудел, Арни, – сказал я, глядя на впалые бока Забияки, на выступающие ребра. – Он здоров?
– Ага. Весел и ест что твоя лошадь. В форму вошел, только и всего. К футбольному сезону готовится. Давай, малый, покажи-ка Стэнли Мэтьюса.
Забияка повел мяч и сделал финт, действительно напоминавший прием великого футболиста.
– Давненько я Стэна не видел, – задумчиво произнес Арни. – Небось думает, куда это я запропал.
Прошел месяц, прежде чем я вновь увидел старика. Его голос в телефонной трубке звучал испуганно.
– Может, заглянете, Джим, посмотрите моего пса? Плохо ему.
– А что с ним, Арни?
– Так-то ничего. Да только он как неживой стал.
Я застал неразлучную пару в саду. Забияка выглядел удручающе. От него остались кожа да кости, и он даже не повернул голову в мою сторону.
– Господи, Арни! – воскликнул я. – Как вы довели его до подобного состояния? На него страшно смотреть.
– Ну он, конечно, худел, но ел вовсю, что твоя лошадь. Я думал, может, он бегает много. А тут вдруг за пару дней ему так скверно сделалось! Да разве ж я из тех, кто о своих собаках думать не думает?
– Ну конечно нет, Арни. А ест он по-прежнему хорошо, вы говорите?
– Ага. Лучше некуда. Это-то меня и сбило.
– И пьет много?
– Да уж. То и дело к миске прикладывается.
Я начал осмотр, но никаких сомнений уже не было. Потеря веса, волчий аппетит, ненормальная жажда, крайняя вялость. Ответ мог быть только один.
– Арни, – сказал я, – по-моему, у него диабет.
– Черт! А это плохо?
– Боюсь, что да, раз дошло до такой степени. Не исключено, что он не вытянет.
Арни уставился на меня в полном ошеломлении.
– Что вы такое говорите? Он умрет?
– Надеюсь, что нет. Можно еще многое сделать.
– А прямо сейчас не начнете, а, Джим? – Он с отчаянием запустил пятерню в волосы. – Как же я без него буду?
– Обязательно, Арни, но сперва необходимо удостовериться, исключить две-три другие возможности. Например, заболевание почек. Завтра прямо с утра принесите мне на анализ его мочу. Когда он задерет лапу, подставьте чистую тарелку, слейте мочу в пузырек и вместе с Забиякой сразу идите в приемную.
Он кивнул.
– Понятно… приду… Но, может, он все-таки не так уж плох… – Подобрав с травы футбольный мяч, он подкатил его к носу Забияки. – А ну-ка, малый, – произнес он с надеждой, – покажи нам Тома Финни.
Забияка даже не привстал. Он апатично тронул мяч носом, а потом поднял на нас тусклые глаза. Его хозяин нагнулся и погладил его.
– Забияка… – прошептал он. – Забияка…
Утром я сделал анализ мочи. Положительная реакция на глюкозу.
– Вот теперь мы знаем точно, Арни. Это диабет. Теперь мы будем делать вот что: я сейчас же введу ему небольшую дозу инсулина, и вы должны будете каждое утро приводить Забияку и приносить мочу для анализа. Если реакция останется положительной, я немного увеличу дозу и буду продолжать так, пока не произойдет стабилизация, то есть реакция станет отрицательной.
– Да, конечно, я буду приходить каждый день, сколько потребуется… то есть… ну… если он жив будет. – Лицо старика сморщилось от горя.
Иногда при диабете первая же инъекция инсулина творит чудеса, но у Забияки заметного улучшения не наступило – он был в слишком плохом состоянии. Утро за утром Арни приводил его в приемную, и я тщетно искал хоть какие-то обнадеживающие признаки. Бойкий пес превратился в немощное полумертвое создание – в полную противоположность универсальному игроку, каким он был прежде. Арни с угрюмой решимостью приводил его ровно в девять, и после первых десяти дней я посочувствовал старику:
– Арни, вам, должно быть, очень тяжело водить его сюда каждый день.
Он негодующе выставил подбородок.
– Да я сюда на четвереньках буду приползать хоть до второго пришествия, лишь бы моя собака жива осталась.
Примерно тогда же я почувствовал, что с Забиякой что-то происходит. Он был все таким же тощим и вялым, но в глазах появился блеск, они уже не казались мертвыми. Надежда во мне воскресла и укреплялась по мере того, как большой пес мало-помалу начал обретать былую жизнерадостность, и через три недели лечения утренний анализ показал отрицательную реакцию, а на меня, виляя хвостом, смотрел бодрый пес, казалось готовый броситься за мячом.
