Словно в ответ, корова с энтузиазмом подсобила нам, едва мы потянули за ноги, и вскоре появилась и мордочка – подрагивающие ноздри, большой широкий лоб и глаза, в которых мне почудилось легкое негодование на такую задержку, а затем шея и туловище. Секунду спустя на соломе уже копошился великолепный теленок.
Меня охватила радость – как всегда в таких случаях, но на этот раз ее заслоняло нежданное сообщение Колема о близком бракосочетании.
Мне не терпелось увидеть невесту Колема. Он был настолько оригинален во всем, что она могла оказаться какой угодно: безобразной, эксцентричной, толстой, тощей, – я растерянно перебирал всяческие варианты.
Но с недоумениями было покончено очень скоро. Дня через три я открыл дверь гостиной и увидел там моего молодого коллегу, а рядом с ним девушку.
– Это Дейрдре, – сказал он.
Она оказалась высокой и «доброй по-матерински», как сразу подумал я. Однако этот эпитет вовсе не означает, будто ей не хватало чисто женской привлекательности. Дейрдре была очень даже привлекательной, но теперь, почти сорок лет спустя, когда я думаю о ее семье – о шести чудесных молодых Бьюкананах, – то не могу не похвастать своей интуицией.
Мы обменялись рукопожатием. Улыбка у нее была искренней и радостной, голос – удивительно приятным, и мне пришло в голову, что Колем вновь доказал, что при всех своих странностях он человек очень здравый. И, выбирая жену, он нашел именно такую, чье лицо любой мужчина был бы рад увидеть, едва открыв утром глаза.
Если мы и рассчитывали быть гостями на пышной свадьбе, то наши надежды потерпели крах. Они – как я скоро понял, в типичной своей манере, – тихо ускользнули в Килеровскую церковь, где и обвенчались.
Нигде в Британии я не видел ничего похожего на Килеровскую церковь – старинный, удивительно красивый храм, построенный нормандцами около 1100 года, в величавом одиночестве стоящий посреди лугов. Рядом есть ферма, но до ближайшей деревни – две мили. Церковь эта находится у границы нашей практики, и она хорошо видна с шоссе; всякий раз, проезжая мимо, я притормаживаю, чтобы лишний раз полюбоваться прекрасным творением рук человеческих на лугу, за которым уходит вверх склон холма. Для меня этот пейзаж исполнен удивительной романтичности.
Из века в век в церковь на службу сходились прихожане с ближайших ферм и деревень, а потому она сохранилась во всем своем величии. Но ее красота – это строгая красота массивной каменной кладки, что не имеет ничего общего с каменным кружевом и шпилями великолепной церкви Дарроуби, которая настолько знаменита, что ее нередко называют маленьким собором. Мы с Хелен венчались в ней и навсегда остались очарованными пышным убранством.
Однако Колем и Дейрдре предпочли Килеровскую церковь, одиноко стоящую в окружении дикой природы, и мне было понятно, чем она привлекла их. Затем коротенький медовый месяц, и все.
Всякий раз, когда я проезжаю мимо и вижу старинный храм, который уже девять столетий гордо высится среди пустынных лугов и уходящих вдаль холмов, я думаю, насколько он подходил для того, чтобы именно в нем Колем и Дейрдре принесли обеты, связавшие их на всю жизнь.
Я с радостью предвкушал, как женские руки Дейрдре придадут уютность квартире Колема, как она украсит комнаты своей мебелью и безделушками, но мои чаяния не сбылись. К этой стороне жизни Дейрдре относилась с таким же равнодушием, как и Колем. Как и у него, все ее интересы были связаны с миром дикой природы, со зверушками, растениями и цветами Северного Йоркшира.
Обстановка в квартире оставалась спартанской – ни красивых чехлов на стульях и креслах, ни другого убранства, – но Дейрдре казалась абсолютно довольной всем, когда возилась там (нередко в домашних брючках и босиком) в полной душевной гармонии со своим мужем.
Общее свободное время они проводили за наблюдениями в лесах и на холмах, а когда работа мешала Колему довершить какое-нибудь важное исследование в царстве дикой природы, Дейрдре с величайшей охотой его подменяла. В чем я убедился, когда в один прекрасный душистый летний вечер мне пришлось отправить молодого коллегу по вызову.
– Колем, – сказал я, – у лошади Стива Хоулдзуэрта колики, постарайтесь побыстрее, хорошо?
– Конечно, – ответил он. – Вот подсажу Дейрдре на дерево, и я там.
Зверинец Колема расширяется
С появлением у Колема третьего барсука мной овладела фатальная покорность перед неизбежным.
Новый барсук звался Биллом, и Колем практически обошел молчанием его появление в доме. Мне он, правда, мимоходом упомянул про это, но благоразумно не стал откровенничать с Зигфридом. Кажется, он понял, что травмировать партнера еще больше незачем. Логика подсказывала, что Зигфрид несколько ошалел от толкущихся в доме разных тварей и не заметит, что их количество увеличилось.
Стоя в дверях аптеки, я обсуждал с коллегами программу на день, как вдруг Зигфрид стремительно нагнулся.
– Что за черт?! – крикнул он, потому что над самыми нашими головами пронеслось нечто большое и пушистое.
– Да так, сова Колема, – ответил я.
Зигфрид уставился на меня.
– Та сова? Но у меня было впечатление, что она больна. – Он обернулся к нашему помощнику. – Колем, что эта сова делает здесь? Вы притащили ее сюда бог знает когда, и, видимо, она выздоровела, а потому отнесите ее туда, откуда взяли. Я люблю птиц, как вам известно, но это еще не значит, что им можно кружить по нашей приемной, точно бешеным орлам, и до смерти пугать клиентов.
– Да… да… – Молодой человек кивнул. – Она уже почти здорова, и я как раз собирался на днях отнести ее в лес. – Он сунул в карман список вызовов и исчез.
Я промолчал, но было ясно, что Колем, обзаведясь совой, так просто с ней не расстанется. Будущее, несомненно, сулило кое-какие неприятности.
– А чертовы лисята? – продолжал Зигфрид. – Нет, вы только послушайте эту какофонию! – Из недр дома неслось тявканье, перемежаясь с сердитым визгом и отрывистым лаем. Лисята, бесспорно, были голосистыми. – Для чего Колем притащил их сюда?
– Точно не знаю… Он что-то говорил, но я запамятовал…
– Ну что же! – буркнул Зигфрид. – Остается надеяться, что он их уберет, как только устранит причину.
В тот же день попозже, когда мы с Зигфридом накладывали гипс собаке со сломанной лучевой костью, в операционную вошел Колем. Как обычно, с его плеча свисала Мэрилин, но на этот раз не в гордом одиночестве – на сгибе локтя у него уютно пристроилась обезьянка.
Зигфрид поднял голову, размоченный бинт застыл в его руках, рот открылся.
– О господи! Нет! Всему есть предел. Только чертовой мартышки не хватало! Мы словно в зверинце живем!
– Ну да, – ответил Колем, сияя улыбкой. – Его зовут Мортимер.
– Не важно, как его зовут, – пробурчал Зигфрид. – Какого черта он тут делает?
– Не тревожьтесь, он тут ненадолго и вообще – почти пациент.
