Никита постучался в первую попавшуюся дверь – тишина. Во вторую, третью, четвертую – то же самое! Куда могли исчезнуть абсолютно все из барака?
– Эй, есть тут кто? – в отчаянье крикнул он, даже не надеясь услышать ответ. И вдруг откуда-то, чуть ли не из самой дальней комнаты, послышалось:
– Никита, ты?
Кто это? Неужели тетя Фекла? Конечно, она, больше некому. Но откуда она знает и вообще про него, и про то, что он здесь? Выходит, она еще и ясновидящая!
То и дело натыкаясь на выставленный хлам, Никита почти побежал на голос в конец коридора.
– Где вы?
– Здеся я! Открывай!
Наконец Никита толкнул нужную дверь – перед ним, на кровати (а кроме нее да стула в комнате ничего не было) лежала похожая на мумию пожилая женщина.
– Тетя Фекла? – срывающимся от волнения голосом спросил Никита.
– Нет, не тетя. – Теперь женщина говорила тихо, почти беззвучно, как будто бы все силы ушли у нее на то, чтобы его позвать. – Она просила передать вот это, возьми.
Никита взял протянутый желтой костлявой рукой клочок газетной бумаги.
– А тетя Фекла…
– Беги, касатик, беги, некогда разговаривать, неспокойно у нас…
Глава 24
Зажав в руке записку от тети Феклы, Никита выскочил из барака. Клочок газетной бумаги жег ладонь. Ему не терпелось прочитать, что там написано.
Вдруг кто-то с силой ударил его по плечу.
Никита обернулся. Перед ним стоял незнакомый парень. Круглые глаза у парня были зелено-желтого цвета, по щекам разлетелись веселые конопушки, точь-в-точь, как у Дуньки, вверх торчал задорный чуб. Он от души улыбался во все тридцать два зуба.
– Ха! – сказал парень. – Так я и знал, что это ты!
И от радости с такой же силой, уже спереди, ударил Никиту по плечу, что тот чуть не свалился в лужу.
– Ты че, сдурел? – возмутился Никита, потирая плечо.
– А че сдурел-то? Столько лет не видались! Ты ведь Никита?
Никита кивнул. «Может, этот тоже в игре», – с надеждой подумал он.
– Ну, я и говорю. Никита Мигунов, из Антипихи. Самый смелый из нас. Помню, помню, что ты вытворял на висячем мосту! Настоящий циркач!
Никита проглотил противный комок в горле, опять кивнул.
Парень оглядел его с головы до ног.
– Правда, ты изменился малость, будто чуток ниже стал… Кажись, нос немного не тот. И глаза… И рот… И, кажись, брови… И цвет волос… Ты – точно Никита? – уже с сомнением спросил он.
– Да Никита я, Никита, – ответил тот и громко вздохнул. Надежда на то, что в начале XX века кто-нибудь еще, кроме них с Ритой, шастает из XXI, не оправдалась.
– А я – Славка!
– Знаю, – чтобы подтвердить знакомство, ответил Никита.
– Ну вот, а ты говоришь! Помнишь, я в Антипиху к вам приезжал? К тетке! У тебя еще старшего брата в казаки забирали?
– А, ну да! – с напускной радостью ответил Никита. – Мы еще купаться на речку ходили!
– Какое купаться? Мороз же был! Сорок градусов!
– А, ну да, – постучал кулаком по лбу Никита. – Точно! Все перепуталось – столько лет прошло! Слушай, фамилию твою забыл!
– Ну ты даешь! Пешков я! Помнишь, еще меня все Пешкой называли?
– А… ну да!
– А ты чего здесь?
– Да так. На заработки приехал.
– Это у кого ж тут можно заработать?
– У Хохрякова я. Скотник.
– А, ну там можно. Хохряков – мужик надежный, не подведет. А я вот в ремесленном училище, прикинь!
– Клево! – восхитился Никита.
– Как ты сказал? Клево? Хм… Запомню это слово. А теперь – дело есть…
Славка взял Никиту под руку и отвел подальше от барака.
– Ты думаешь, я просто так здесь? – чуть ли не вплотную приблизившись к Никите, зашептал он.
– Думаю, не просто…
– То-то же! Ну так вот. Ты знаешь, что здесь скотина погибает?
– Еще бы не знать! У самого Хохрякова три буренки сдохли.
– У Хохрякова? Самого?
– Ну да… Упыри. Их дело.
– Ага, упыри, вурдалаки! Враки все это! Были бы упыри – собаки бы с ума сходили, надрывались. Нет, сдается мне, что это кто-то свой. Собаки же молчат? Молчат. Стало быть, кому-то из березовцев выгодно, чтобы в эту фигню поверили. А самому делать темное дело… Интересно, зачем?
– А смех по ночам? – сказал Никита.
– Какой смех?
– Какой-какой… Сатаниский!
– Ты-то слышал?
– Ну да…
– И я этот сатаниский смех слышал. Примерно такой. – И Славка на самом деле засмеялся сатанинским смехом, только очень тихо.
– Ничего себе!
– Хошь, и тебя научу. Нужно только вот так сделать…
– Не, некогда мне, тороплюсь, – сказал Никита, несколько сбитый с толку. Неужели кто-то на самом деле в поселке работает под вурдалака? Но прочитать записку от тети Феклы было важнее: может, наконец-то, он узнает, как им с Ритой выбраться из ЭТОЙ Берёзовки.
– Ну так вот, Никит. Тут уже некоторые мужики, немного их, правда, кучковаться стали.
– Знаю. В том числе Арсений Булдыгеров.
– И он? Вот здорово! Знаю его. Хороший парень, надежный.
– А мужики говорят – вурдалаки все это.
– Да хватит уже с этими упырями! Кто-то, не буду говорить кто, видел этого гада.
– Ну и кто это?
– Дык кабы знать! Мешок с прорезями для глаз на тыкву напялил – попробуй, определи!
Выходит, и правда, что кто-то работает здесь под упырей. Пользуется темнотой населения и делает свое дело. Только – зачем? Зачем носиться по ночам и пугать людей страшным сатанинским смехом? Должна же быть для этого какая-то причина!
– А в полицию обращались?
– Ты че, Никит, какая у нас полиция? Подкупленные все. Ничего они делать не будут. Самим надо что-то решать. Так вот, Никит. Сегодня ночью несколько человек уже выходят. Но ведь, сам понимаешь, чем больше, тем лучше. Давай с нами!
Никита почти согласился. Идти вместе с мужиками отлавливать «упырей» – что-то в этом было прикольное. Но… Он представил темную пустую улицу. И себя на этой улице. В висках что-то больно застучало, в ногах появилась слабость. Вот он крадется ночью по деревне, а навстречу этот… с мешком на голове. И что? Даже во рту пересохло. Ведь он даже драться не умеет.
– Да ты не бойся, мы же подстраховывать друг друга будем! – будто откуда-то издалека услышал он голос Славки.
