Сделав небольшую паузу, Юрий Николаевич продолжал:
– Но порой, чтобы оценить то, что дала тебе судьба, нужно попасть в экстремальную ситуацию. – По лицам некоторых учитель понял, что они не знают, что такое экстремальная ситуация, но решил не уточнять значение этого слова и продолжал: – Как вы знаете, мне посчастливилось целый месяц нести в этот дворец драгоценный груз – зеркала. И вот тогда-то, в дороге, я и осознал, что всем нам несказанно повезло в том, что у нас такой замечательный хозяин.
Все дружно закивали.
– А ведь далеко не везде прислуга живет в таких условиях. Вы даже не представляете, какому насилию подвергается она в некоторых местах! – Тут он вспомнил информацию, которая совсем недавно попалась в Интернете. – Приведу пример: в 1902 году… – В столовой возникла странная тишина. – Ой, простите, в 1872 году в Яузкую больнцу в городе Москве поступила 15-летняя девочка, которую истязали самым страшным образом…
По лицам подчиненных учитель понял, что никогда и никому из них не приходилось слушать столь умную, столь пламенную речь, и продолжал в том же духе, совершенно забыв о том, для чего он всех собрал.
Вдруг он поймал себя на мысли, что его повело не туда, что главного-то еще он не сказал, и решил срочно исправить ситуацию.
– И, наконец, самое основное, коллеги. То, ради чего я всех вас сюда пригласил. – В этот момент он почувствовал какой-то непонятный дискомфорт и не мог определить его причину. – Я, товарищи, попал в пути в ужасно неприятную историю и вынужден просить вашей помощи и вашего понимания.
Теперь в глазах слушателей появилось неподдельное любопытство.
– Дело в том, что пока мы несли зеркало, мне так напекло голову, что я почти потерял память. – Чувство дискомфорта усиливалось, в то же время язык, как будто перестав подчиняться хозяину, начал работать в автономном режиме. – То есть кое-что я помню – например, о девочке, о которой я только что рассказывал. Ну, у которой хозяйка вырвала почти все волосы. Нашел о ней информацию в Интернете и запомнил…
– А что такое Интернет? – спросил кто-то.
Юрий Николаевич взглянул в зал и понял, что стало причиной дискомфота: на него в упор, не мигая, круглыми, как у птицы, глазами смотрела женщина в темно-зеленом платье. Упиваясь своей речью, он и не заметил, как она вошла в столовую.
«Кто это? – пронеслось в голове. – Откуда взялась? Почему так смотрит?»
Он начал путаться.
– Ну это… газета такая… Попалась на глаза, пока мы шли…
– В степи попалась? – спросила напугавшая женщина, голос и манера говорить которой напугали его еще больше – они напоминали карканье вороны.
Юрий Николаевич вспомнил, что он здесь вроде начальника и что лучшее средство обороны – наступление, и сказал первое, что взбрело в голову:
– А вот у меня к вам вопрос, голубушка! Хорошо, что вы пришли, и теперь ответьте мне, пожалуйста, что вам мешает продуктивно работать?
И в очередной раз понял, какую сморозил глупость.
Теперь растерялась женщина и покраснела так, что, казалось, светлые кудряшки, спадающие на круглое лицо, тоже стали красными. Какое-то время она молчала, потом вскочила с места и громко закаркала:
– Продуктивно? Это вы мне говорите? А сколько раз я просила вас разобраться с Петькой, чтобы он на ночь вставлял желтые свечи! И что же? Вы разобрались? Нет! Он по-прежнему вставляет белые! И знаете, почему?
– Нет… – растерянно ответил Юрий Николаевич, потому что первый раз в жизни слышал о том, что существуют еще и желтые свечи и что именно их надо вставлять куда-то на ночь вместо белых.
– Вот-вот! А я – знаю! Потому что белые огарыши стоят дороже, чем желтые! Как пойдешь на рынок, так этот тип эти белые огарыши и продает!
Петька, о котором шла речь, сидел, развалившись на стуле, и безучастно смотрел в потолок. Но после последних слов взвинтился:
– Че болтаете-то? Какой рынок? Продаю огарыши, видите ли! А кто работу мою делает?
– Степка делает! Думаешь, я не замечаю, как ты приплачиваешь ему за это? И ведь вам, Григорий Васильевич, я об этом не раз говорила, и что? Скажете, что опять не помните?
Юрий Николаевич от растерянности в очередной раз забыл, что он должен напомнить, что остался без памяти, и промямлил:
– Что-то припоминаю…
– Да ничего вы не припоминаете! Вот вы говорите, что с памятью плохо – так может, вам стоит попросить Евстафия Митрофановича, чтобы он подыскал другого дворецкого?
Сидящие в столовой испуганно зашевелились. Шеф-повар Пьер поднял руку:
– Можно мне сказать?
Юрий Николаевич кивнул.
– Что с вами, Акулина Филипповна? Вы же чудесная женщина, прекрасная экономка! Как вы можете так обращаться с дворецким! Мне, признаться, даже как-то неловко за вас, честное слово! К тому же у человека беда, память потерял, и вместо того, чтобы посочувствовать, вы…
И тут только Юрий Николаевич увидел у этой женщины переброшенную через шею на длинном шнурке связку ключей. Экономка, значит…
Учитель решил, что надо срочно заканчивать собрание.
…Выходили все с недоуменными лицами. Задумка именно таким образом познакомиться с коллективом провалилась.
Последней подошла к дверям Акулина Филипповна. Обернулась, бросила на Юрия Николаевича такой взгляд, что стало ясно: в ее лице он только что приобрел недоброжелателя. Правда, о том, что это – не единственный его недоброжелатель, он даже не подозревал.
Часть II
Глава 1
– Ритка, ну че, тебе трудно нам макияж сделать, что ли? Руки отвалятся? – наседали на Риту Семикотову теперь уже ее подруги Зюзева, Грязева и Князева.
– Девчонки, да не нужен в нашем возрасте макияж! Ну, может только ресницы накрасить! – пыталась образумить их Рита.
– Ага, а сама как красилась! – возмущалась Зюзева.
– Дура была, вот и красилась, как кукла! А теперь поняла: красота в другом!
– В чем?
– Как же вам объяснить… Ну наверное, как говорят, во внутренней красоте.
– Чего-о? – протянула Зюзева. – Какая-то внутренняя красота! Че это? Ты о чем, Семикотова?
– Фигня! – поддержала ее Грязева.
Разговор шел в коттедже Риты. После возвращения их с Никитой в наше время она подружилась с Зюзевой, Князевой и Грязевой. Не проходило и дня, чтобы новые подружки не наведались к ней в гости. А ведь еще совсем недавно Рита смотрела на них свысока, называла про себя одноклеточными, и они отвечали ей неприкрытой неприязнью.
– Ну что с вами делать, – сказала Рита. – С кого начнем? Ладно, садись ты, что ли, Верка. Все равно, девчонки, – если внутри у человека нет ничего интересного, то никакой макияж не поможет.
