Время шло к полуночи.
Юрий Николаевич разделся, взглянул на себя в зеркало и, в очередной раз увидев в отражении лицо дворецкого Григория Васильевича, подумал, что все-таки этот облик ему нравится больше, чем внешний вид его настоящего. Да и характером дворецкий, похоже, был куда решительней, чем учитель.
Лег, задул свечи, закрыл глаза. Но не спалось. Вертелся в кровати, переворачивался со спины на бок и обратно, смотрел в потолок, закрывал глаза и мысленно считал слонов, мышей и воробьев – все было бесполезно!
В конце концов встал, зажег свечи, походил по комнате и решил прогуляться по дворцу. А заодно посмотреть, на самом ли деле Петька не меняет на ночь белые свечи на желтые и не задувает свечи в тех канделябрах, которые не считаются дежурными, как утверждает Акулина Филипповна?
Юрий Николаевич быстро оделся и вышел из комнаты.
Глава 3
– Нет, все-таки это не то, – сказала Рита, взглянув на Зюзеву, Князеву и Грязеву. – Лица, конечно, красивые, а вот прикид… – Девчонки были в застиранных футболках и грязных джинсах с дырами на коленях. – Если бы еще и платья нарядные…
– Ага, нарядные! Где эти нарядные платья взять? Опять корова заболела, лекарства нужны, – сказала Зюзева.
– А у нас в огороде вредитель на огурцы напал!
– Да знаю я все! – перебила Рита. – А что если… Подождите, я сейчас.
Она зашла в свою комнату и очень скоро вернулась, держа в руках ворох разноцветных нарядов европейского качества – подарки от матери, – вывалила это кучей на диван и сказала:
– Примеряйте, девчонки!
– Вон то, розовое, с рюшами, чур мое! – закричала Зюзева. – Никому не брать!
– Прям! – возмутилась опередившая ее Князева и схватила розовое с рюшами за подол.
– Отдай, я первая сказала! – подбежала Зюзева и ухватилась за рукав.
– Я тоже такое хочу! – завопила Грязева и вцепилась за воротник.
– А я – первая! – заорала Зюзева. – А ну-ка! – и изо всей силы рванула на себя рукав. – Мое, мое, мое! – Рукав оторвался, и она отлетела с ним в угол.
– Ну вы точно одноклеточные! – рассердилась Рита. – Все, никаких нарядов! И платье сюда давайте! Валька, дай рукав!
Схватив лежащую на диване кучу одежды, Рита бросилась в свою комнату.
Никто и не заметил, что в дверях давно уже стоят Дунька с Никитой и еле сдерживаются, чтобы не расхохотаться во весь голос.
– Не зря Юрий Николаевич говорит, что нет более разрушительного чувства, чем зависть! – смеясь, сказал Никита. – И точно!
– Да замолчи ты! – разозлилась Князева. – Раз в жизни хотели прилично одеться, и то не получилось! Из-за тебя все! – она бросила ненавистный взгляд на Зюзеву.
– Да иди ты!
Рите стало жалко одноклассниц. Ведь им тоже хочется красиво одеваться, а у родителей нет возможности покупать им обновки. Вздохнув, вошла в свою комнату, выбрала из кучи три платья – красное, зеленое и синее – и вернулась в зал.
– Так… Это – Верке, это – Таньке, это – Вальке. Если не будете спорить и драться, считайте, платья ваши. Идите, переоденьтесь!
Через пять минут все трое уже вертелись перед зеркалом в дорогих обновках.
– Хороши! – сказала Рита. – Еще бы грязь из-под ногтей убрали, вообще было бы классно! Вставайте, сфотаю!
Щелк! – и вот на экране гаджета запечатлен счастливый момент: Зюзева, Князева и Грязева стоят в обнимку в ярких платьях до пола. На лицах у всех блаженное выражение: не поругались, не подрались, значит, дорогие обновки теперь их!
Тем временем погода испортилась: солнце скрылось за плотными тучами, подул ветер, с неба срывались капли дождя.
После чая с блинами Зюзева сказала:
– На улицу не выйдешь, телек надоел. Че делать? Может, страшные истории порассказываем, а?
– Ой, опять, наверное, о какой-нибудь черной простыне, или про оживших мертвецов – уже сто раз это слышали, – заявила Князева. – Надоело уже! Вот что-то бы новенькое!
– У меня новенькое, – сказала Грязева, входя из прихожей в комнату. В руках у нее была тонкая тетрадь.
– Че там?
– Сейчас узнаете.
– Стойте, девчонки! – перебила Дунька. – Не так надо! Надо сесть напротив зеркала и зажечь свечи! Вот тогда точно будет страшно!
Глава 4
Все сели, образовав кружок напротив зеркала – причем Зюзева, Князева и Грязева устроились так, чтобы время от времени ловить свое отражение – и зажгли свечи.
– Прикольно! – сказала Князева, расправляя складки ниспадающего до пола платья. – Как будто в каком-то замке. Представьте, что мы герцогини, блин. А ну-ка, че ты там держишь, – и она, выхватив у Грязевой тетрадь, открыла ее и начала читать. – «Мне очень нравится Миша Полотенцев…». Ой, как страшно! – Князева закатила глаза.
– Не твое – не хватай! – рассердилась Грязева и, ударив ее по руке, вырвала тетрадь. – Значит, это…
На небе загрохотало. Взбесившийся ветер погнал по улице что-то большое, тяжелое, видимо, железную бочку. В окно застучали крупные капли дождя. Две из трех свечей погасли.
– Страшно, – прошептала Дунька и невольно схватила за руку сидящего рядом Никиту. Тот почувствовал, что краснеет.
– Это дневник прапрабабушки, – пояснила Грязева. – Мы с мамой вчера на чердаке нашли. Вот, решила вам показать.
– Дай посмотреть, – попросила Рита.
Страницы пожелтели от времени, но почерк никуда не денешь – прямо-таки каллиграфический! Буковка к буковке! И ведь написано-то перьевой ручкой, а ей, наверное, выводить буквы куда дольше, чем шариковой.
– Начинай, – сказала Рита, возвращая тетрадь.
Грязева прочитала о том, как Вилена съездила в лагерь, как посетила Ильинский дворец…
– Что за чушь! – перебила Князева. – Какой-то Миша Полотенцев, дворец какой-то – где страх-то? Подумаешь, про призрак тетенька рассказала – ну и что?
– Пусть читает, интересно, – вступился за Грязеву Никита. – Давай, Верка, продолжай.
И Верка продолжала:
15 августа, воскресенье, 1935 года,
2 часа дня.
С утра не могла понять, почему родители какие-то расстроенные. Я решила, что случилось что-то страшное, но мама сказала, что все хорошо, просто они с папой устали на работе. Сегодня отдохнут, и все будет нормально.
Я успокоилась (хотя на самом деле не очень-то и успокоилась, мне казалось, что мама говорит неправду), и стала рассказывать им про призрак, который выходит из зеркала в Ильинском дворце. Родители рассердились и сказали, что это чушь и чтобы я больше никому об этом не говорила. А я вдруг вспомнила, что мамина сестра, тетя Клава, которая живет одна в соседнем доме, как раз перед моим отъездом купила зеркало. Большое такое. Конечно, не как во дворце, но все равно большое.
