Ну вот, пожалуй, и все. Все осмотрено, проверено, можно возвращаться обратно. И Юрий Николаевич, похвалив себя за то, что все-таки довел дело до конца, повернулся к двери.
Вдруг стало холодно, подул ветер, заколыхались язычки свечей. Некоторые погасли. Стало еще темнее.
Учителя охватила слабость. Он с трудом добрался до окна, вцепился, чтобы не упасть, в плотную бархатную штору и буквально повис на ней.
Послышался грохот: бум-бум-бум – будто кто-то бросал с размаху огромные булыжники.
На лбу учителя выступил холодный пот. Он уже с трудом стоял на ногах и боялся, что скоро у него не останется сил даже держаться за штору.
Он взглянул на самое большое в мире зеркало: отражавшиеся в нем портреты, которые он рассматривал еще несколько минут назад, расплывались…
Грохот становился все ближе, из глубины зеркала послышался скрежет, и, спустя какое-то время, из него выдвинулось нечто, похожее на кость, на которой болтался лапоть. «Нога!» – понял Юрий Николаевич. За ногой появилась грудная клетка с ребрами, которые просвечивали через прозрачные истлевшие одежды. После высунулись голый череп с пустыми глазницами, вторая нога, кости рук, болтающиеся на суставах… Бум, бум, бум! «Призрак! – пронеслось в голове у Юрия Николаевича. – Пришелец с того света!» Он затаил дыхание.
Послышался скрип – это пришелец поворачивал голову к окну, рядом с которым теперь уже с головой учитель зарылся в штору, и медленно двинулся к дворецкому. Бум-бум-бум! Дойдя до окна, остановился. Стоял долго, будто размышляя, нужно ли отдергивать портьеру. Решил, что не нужно, и вот уже громкие шаги пересекают зал, подходят к центральной лестнице и уже оттуда слышится – бум, бум, бум!
Потом стало тихо. Юрий Николаевич вытер с лица пот, попытался освободиться от объятий шторы, но это оказалось не так-то просто.
Наконец, вырвавшись на свободу, учитель, забыв про слабость, изо всех сил рванул вдоль коридора, влетел в комнату, закрыл дрожащими руками замок, рухнул на кровать и зарылся, теперь уже в подушки.
В ушах гремело: бум, бум, бум, бум!
Спустя какое-то время осторожно высвободил одно ухо, потом второе: кажется, тихо. Встал, перебрался к столу, зажег свечи, представил себя со стороны и засмеялся.
Что бы сказали о нем ученики, если бы видели, как он заворачивается в штору или зарывается в подушки? Стыдоба, да и только! В комнате было тихо. Тихо и душно. И вдруг…
Глава 6
Когда все окна были закрыты, вода с пола собрана, свечи зажжены, все опять сели в кружок.
– И вот, – продолжала Грязева, – что было дальше.
«Баба Феня долго молчала. А, может, мне показалось, что долго. Ее желтые крючковатые пальцы нервно стучали по столу.
– Вот что, девка, – сказала она. – Не связывайся ты с этим делом. Мала ты еще.
«Если не связываться, значит еще есть надежда, что тетю Клаву можно спасти», – подумала я и спросила:
– Выходит, тетю Клаву можно спасти?
– Можно, – сказала баба Феня. – И только сегодня ночью.
– Но что, что надо делать?
– Да говорю, мала ты еще, девка!»
В этот момент ветер распахнул окно в комнате Риты.
– Сидите, я сама, – шепнула она и побежала его закрывать. До нее долетали лишь отдельные слова: ночь, кладбище, могила…
Вернулась, уселась на свое место.
Грязева продолжала:
«– Но что же это все-таки было? – спросила я у бабы Фени.
– Видишь, как упали бобы?
Я кивнула, хотя ничего особенного не заметила.
– Это значит, что есть человек…»
Теперь из кухни донесся грохот – полетели на пол кашпо с комнатными цветами. – Вскочив, на шум побежала Рита, а за ней Дунька. Рита хотела попросить Грязеву сделать паузу, подождать, пока они вернутся, но потом решила, что лучше взять у Верки на вечер этот дневник и просмотреть его в спокойной обстановке. Убирать пришлось долго, вернулись, когда Грязева почти заканчивала чтение.
«Пока писала, хлопнула дверь, и вошла… тетя Клава! Веселая такая и говорит:
– Как хорошо, Вилена, что хоть ты дома! А я даже не знаю, что со мной было. Врач вчера на меня так смотрел, что я думала: пришел конец. А сейчас встала – болезни как не бывало!
Я растерялась. Сказать ли ей правду? Если да, то как? А может, вообще не вмешиваться в дела взрослых? Надо подумать.
Да, как только я преодолела себя, как только почувствовала себя сильной и смелой, мне почему-то сразу же расхотелось дружить с Мишкой Полотенцевым. И что я в нем нашла: мальчишка да и мальчишка.
А теперь все-таки решила написать то заклинание, которое я узнала от бабы Фени и которое помогло спасти жизнь тети Клавы. Вдруг кому-нибудь, да пригодится».
Грязева стала повторять это заклинание, а из прихожей послышался веселый голос отца Риты:
– Есть кто живой?
– Ой, – завизжали девчонки от неожиданности.
Вспыхнул свет:
– Да какие все красивые! Настоящие барышни! А чего в темноте сидите? Ритка, это они в твоих платьях, что ли? Хороши! Даже и не узнать!
– Пап, я решила девчонкам их подарить. Они мне маленькие…
– И правильно сделала! К чему барахло копить! Да, на улице холод жуткий, дождь, давайте-ка с Дунькой покормите меня, да я твоих гостей по домам развезу. И еще, Рита, у меня к тебе просьба – пожалуйста, съезди завтра в Ильинск – у моей сестры, твоей тети Леры, день рождения, я ей подарок кое-какой приготовил, а самому вручить никак не получается. Заодно и познакомитесь.
– Здорово! – обрадовалась Рита. – Пап, а можно Дуньку с собой возьму?
– Разумеется.
– Пап, а можно Никита с нами поедет?
– Ну почему же нет, жалко, что ли?
– Если родители отпустят, – сказал Никита.
– Отпустят. Я сам с ними поговорю. А теперь кормите меня, да поскорей!
На другой день Рита и Никита уже мчались в Ильинск на 12-ти часовом автобусе. Дуньке пришлось остаться: ночью у нее поднялась температура, и отец Риты вызвал с утра врача.
Глава 7
Вдруг Юрий Николаевич почувствовал, что ему трудно дышать. Это от нервного перенапряжения, сказал он сам себе и открыл окно. В комнату ворвалась струя свежего воздуха, наполненная ароматом ночных фиалок. И он с жадностью вдыхал этот аромат.
Но что это? Похоже, хлопнула дверь. Кто-то вышел в сад. Погулять? В третьем часу ночи?
Юрий Николаевич загасил свечи, подошел к окну. Темно. Да и куст папоротника закрывает обзор.
Послышались шаги.
