И почти тут же рядом с ним появился высокий парень с серьгой в ухе. В следующую минуту произошло невероятное: завязалась короткая потасовка, смартфон упал на землю и, похоже, разбился, а Вениамин… исчез. Под роликом было написано: Ильинск, 18:30.
– Ничего не понимаю! – воскликнула Екатерина Александровна и уже собралась заплакать. Но, вспомнив, что она не одна, только шмыгнула носом. – Куда он делся?
– Ваш знакомый? – с сочувствием спросила мама Никиты.
– Да, друг Юрия Николаевича. Прилетел из Москвы, чтобы разобраться, куда пропал Юрий, и вот на тебе, сам…
И тут она не выдержала и разревелась на глазах у родителей Никиты.
– Мне надо туда поехать, – сквозь слезы пропищала она.
– Вы в состоянии что-то изменить?
– Конечно, нет. Но по крайней мере, узнаю, что там происходит. Который час?
– 19:20.
– Автобусы, конечно, давно не ходят… А ждать до утра… Я с ума сойду!
– Подождите. Кажется, наш сосед собирался вечером туда поехать. Сейчас позвоню. – Он набрал номер. – Едешь в Ильинск? Учительницу английского возьмешь? Отлично! Она готова, сейчас подойдет. – И обращаясь к Екатерине Александровне, добавил: – Стоит у ворот. На машине-то вы быстро, часа за три доберетесь. Никите привет.
Уже из автомобиля Екатерина Александровна позвонила в Ильинск
– Никита, я еду. Назови адрес, где вы остановились.
– Подъезжайте к краеведческому музею. Ночевать будем там.
И это показалось ей странным.
Глава 24
Рита притаилась за самыми дальними стеллажами. Спустя минуту в библиотеке послышались шаги. Легкие, быстрые. И вместе с ними все вокруг наполнилось ароматом изысканных духов.
Осторожно выглянув, Рита увидела подол ярко-розового платья. Кто это? Явно не прислуга. Кто-то из женской части семьи Ильина, о которой она ничегошеньки не знала.
Из коридора донеслись другие шаги – твердые, размеренные, мужские. Легкие, почти невесомые устремились навстречу.
– Ну что, доктор? – раздался мелодичный женский голос, похожий на звенящий ручеек. – Есть хоть какая-то надежда? Душа болит за кузину!
Доктор ответил не сразу. Тяжело вздохнул.
– Похоже, сегодняшняя ночь будет для Лизаветы Евстафьевны последней.
Доктор говорил тихо, как будто с трудом.
– Бедный дядюшка! Как он это переживет? – Послышались всхлипывания. – И зачем только он затеял этот бал? Каково ему будет сегодня? Но все-таки скажите, хоть малюсенькая надежда есть?
Опять тяжелый вздох.
– Если есть, то один-два процента, увы. Да и заговариваться она что-то стала. Про какого-то мужика все говорит. Будто приходит к ней каждую ночь. Ребра у него торчат, ветхая одежда развевается. Как она может развеваться, коли нет ветра? Да и что это за мужик? Конечно же, это бред, галлюцинации. Надо было ее в больницу для умалишенных перевести, но пожалел я Евстафия Митрофановича – что скажут, ежели узнают, что дочь сумасшедшая?
– Вот-вот, и нам с горничной говорила о том же. Подходит, мол, к ней по ночам мужик, ребра торчат, одежды развеваются… Мы уж не говорим никому.
– И правильно. Не надо это другим знать. А что касается бала, то ведь Евстафий Митрофанович отправил всем приглашения еще две недели назад, когда было доставлено зеркало и ничего не предвещало беды. Кто мог знать, что цветущая барышня расхворается насмерть? Отменить же бал, как вы понимаете, Маланья Фроловна, просто невозможно – Евстафия Митрофановича никто не поймет. Ну, мне пора, пожалуй. Низкий поклон дядюшке. В какой-то мере я даже доволен, что его не застал.
– Да, он всю неделю со своими компаньонами по приискам мотается. А еще, доктор, вы-то будете сегодня на балу?
– Увы, нет, Маланья Фроловна. По той причине исключительно, что не смогу смотреть в глаза вашему дядюшке. Три года назад не стало Софочки – тоже не смог ей помочь, теперь вот – Лиза. Мое почтение!
«Значит, Маланья – двоюродная сестра дочери Ильина, – догадалась Рита, – его племянница».
Было слышно, как шаги доктора удаляются от библиотеки. Вскоре за ними последовали и легкие, почти невесомые шаги.
Рита не удержалась, еще раз выглянула из-за стеллажа – мелькнуло пышное розовое платье с оборками, наподобие того, что привезла ей в последний раз мать из Франции, спадающие на плечи светлые локоны.
Рита вышла из укрытия. На стеллажах в лучах света сияли позолоченные корешки книг: «Флорианова. Экономiка въ девяти книгахъ состоящая из немецкого на россiйской языкъ. 1860 годъ», «Шлоссеръ. История», «Русскiй вестникъ. Журнал литературный и политический. Октябрь. 1875». Кажется, об этом журнале не раз говорили на уроках литературы.
А это что? На небольшом столике, прямо у выхода, лежали газеты с выделенными в рамочки объявлениями.
«Запасной морякъ, 28 летъ, желаетъ познакомиться съ барышней, не старше 24 летъ. Цель – бракъ. Ищущихъ денегъ, с высшим образованиемъ прошу не беспокоиться. Анонимамъ и открыткамъ не отвечу».
«Холостой человекъ 33 летъ, желаетъ познакомиться с особой, при взаимномъ сочувствии бракъ. Прелестного отзывчивого характера, коммерсантъ, не курю, в карты не играю. Тайну переписки гарантирую честнымъ словомъ».
«Интеллигентный, одинокий купецъ, 37 летъ, имеет около 20 летъ торговое дело. Предпочту брюнетку высокого роста, полную, с капиталомъ».
«Выходит, во все времена люди мечтали иметь рядом с собой родные души» – подумала Рита и еще раз порадовалась тому, что у нее теперь есть друг Никита, сестра Дунька и подруги – Князева, Грязева и Зюзева. Даже несмотря на то, что ей порой приходится за них краснеть.
Глава 25
Но как же теперь быть?
Прикинуться больной и остаток вечера пролежать в кровати, чтобы завтра с шести утра мыть посуду? И мыть весь день. Завтра. Послезавтра. Всю жизнь…
Ни в коем случае!
Нужно что-то делать, чтобы выбраться отсюда, только вот – что, что, что?
Размышляя таким образом, Рита медленно двигалась по коридору.
Вдруг дверь, мимо которой она шла, резко открылась и ударила ее по плечу. Рита отпрянула в сторону. Из комнаты, не заметив ее, вышли две девушки, одну из которых не узнать было невозможно: племянница Ильина, Маланья, которая только что говорила с доктором!
Рита смотрела Маланье вслед до тех пор, пока та не исчезла за поворотом. Никогда еще она не видела таких красивых девушек! Ангел, настоящий ангел! От ангела исходил все тот же тонкий аромат дорогих духов – уж в духах-то Рита знала толк – мать никогда не пользовалась дешевой подделкой.
Ангел, ангел… И голосок-то ангельский!
