Но Монтальбано решил этого не делать.
Раз она вернулась домой, наверняка вышла на работу, а значит, разговор будет коротким и сдержанным. Нет, он позвонит вечером, в спокойной обстановке. А сейчас надо немедленно ехать во Фьякку.
Перед тем как сесть в машину, он позвонил жене Фацио.
– Он уже в операционной, синьор комиссар. Не приезжайте, все равно к нему никого не пустят, даже меня.
– Можете позвонить в комиссариат, когда закончится операция, и сообщить новости? Буду вам очень признателен.
7
Увидев комиссара, Катарелла разве что на колени перед ним не упал:
– Пресвятая Дева Мария, синьор комиссар, как я рад вас видеть! Даже не высказать, сколь обременительно было мне ваше отсутствие! Галло мне все как есть поведал! Утречком я уж позвонил-таки в госпиталь, и синьора Фацио мне сказала, что…
– Все будет хорошо, Катаре. И спасибо тебе.
– За что, синьор комиссар?
– За то, что поговорил с Ливией.
Катарелла покраснел как помидор.
– Синьор комиссар, вы уж простите, что я вмешался, но она, синьорина, поскольку показалась мне сильно сердитой…
– Ты все правильно сделал, пришли мне Ауджелло.
– Как Фацио? – первым делом спросил Мими.
– Он на операционном столе.
– Галло сказал, что он вас не узнал.
– Более того, он в нас стрелял! Но с ним все будет хорошо. Что сказал Паскуано про второй труп?
– Паскуано не обнаружил на теле никаких ранений, ни ножевых, ни огнестрельных. Он считает, что парня сбросили в колодец живым. По-моему, твое предположение, что это сделал Фацио в целях самозащиты, оправданно.
– Его опознали?
– Нет. У него не было документов. И даже отпечатки пальцев, думаю, не помогут.
– Почему?
– Я видел его руки. Падая, он отчаянно пытался за что-нибудь ухватиться. Кончики пальцев стерты до мяса.
– Мы узнаем больше, когда Фацио сможет говорить. А что насчет первого трупа?
– Ждем заключения криминалистов.
– Ты говорил с Паскуано?
– Думаешь, он будет со мной разговаривать?
– Ладно, я сам ему позвоню, ближе к обеду.
– Послушай, Сальво, я не хочу тебя нервировать, но…
– Что еще?
– Мне кажется, мы должны сообщить Бонетти-Альдериги про Фацио.
– Зачем?
– Шила в мешке не утаишь. Не хотелось бы, чтобы он узнал об этом от других.
– Другие – это кто?
– Например, какой-нибудь журналист.
– Дзито наш человек.
– За Дзито я спокоен. Но подумай, Сальво, Фацио лежит в больнице во Фьякке под своими именем и фамилией, с черепно-мозговой травмой и огнестрельным ранением в голову. Теперь представь, что какой-нибудь журналист из Фьякки…
– Ты прав.
– Имей в виду, тебе придется отправить Фацио на больничный. Что ты скажешь шефу, что у Фацио тиф?
– Ты прав.
– Я бы позвонил ему не откладывая.
– Уже звоню.
Монтальбано набрал прямой номер начальника и включил громкую связь.
– Монтальбано это. Я хотел бы…
– Дорогой мой, как я рад! Как жена, детки?
Это был начальник канцелярии Латтес, ханжа и подхалим, каких свет не видел. Он пребывал в твердом заблуждении насчет семейного положения Монтальбано.
– Спасибо, все хорошо, хвала Мадонне.
– Воздадим ей хвалу! Вы хотели поговорить с синьором Бонетти-Альдериги?
– Да.
– К сожалению, он уехал в Палермо и вернется поздно. Я мог бы ему передать…
– Передайте, что один из моих людей ранен в перестрелке, поэтому…
– Серьезно ранен?
– Нет.
– Хвала Мадонне!
– Воздадим ей хвалу! Так вы передадите?
– Конечно! Всего наилучшего вашему семейству!
– Я передам.
Мими, свидетель разговора, не сводил с Монтальбано изумленного взгляда.
– Ты чего?
– Как это понимать? Семья, дети…
– Не говори ерунды, Мими.
– Тогда почему Латтес…
– Мими, я потом тебе объясню, хорошо? Знаешь что? Иди-ка ты к себе, а я займусь бумагами.
Прошло два часа, правая рука у Монтальбано одеревенела, подписывая документы, которые все никак не кончались. Он решил позвонить доктору Паскуано. Но, набрав номер, подумал, что если Паскуано не в настроении, как это часто бывает, то просто пошлет его и ничего не скажет о трупах. Лучше наведаться к нему лично. Монтальбано передумал звонить Паскуано и набрал номер Аделины. Он дал ей зеленый свет, сказав, что Ливия уехала.
– Представляю, какой там порядок оставила эта ваша женщина, – сказала Аделина, которая испытывала к Ливии глубокую неприязнь.
– Какой порядок, Адели? Обычный.
– Сразу видно, что вы – мужчина, и ничего в этом не смыслите! Беспорядок, всегда форменный бес-по-рядок! Знаете, где я один раз нашла носки синьорины? Отгадайте!
– Адели, у меня нет времени отгадывать загадки.
– Ладно, после обеда приеду. Вам приготовить чегой-то поесть на вечер?
– Конечно!
Едва он повесил трубку, зазвонил телефон. Это была синьора Фацио.
– Хорошие новости, синьор комиссар. Его прооперировали. Мне сказали, что часов в пять я смогу его навестить. Но врачи против посещений. Лучше вам приехать завтра утром.
– Спасибо. Если вы хотите отдохнуть, я могу послать…
– Благодарю вас, синьор комиссар, не беспокойтесь. Мне помогает сестра.
Проходя мимо Катареллы, Монтальбано сообщил:
– Звонила синьора Фацио. Операция прошла хорошо. Можешь всем рассказать.
У дверей института судебной медицины стоял доктор Паскуано с сигаретой.
– Добрый день, доктор.
– Если это действительно так.
В любезности доктору Паскуано не откажешь! Кажется, настроение у него так себе, но не критично.
– Не знал я о ваших вредных привычках, – сказал комиссар, чтобы завязать разговор.
– Каких вредных привычках?
– О курении.
– Нет у меня никаких вредных привычек.
– Но вы же курите!
– Монтальбано, вы рассуждаете, как настоящая ищейка!
– А как я рассуждаю?
