— Ни в коей мере не желаю никому навязывать свое мнение, — услышал я далекий голос своего избавителя, — но, полагаю, со стороны хозяев дома было бы уместно подлатать юноше раны.
— Перебьетесь! — фыркнула Милана.
— В самом деле, князь, — лишь немногим менее вызывающим тоном прошипел Анатоль Глебыч. — Вам надо — вы и исцеляйте сию падаль!
— Воля ваша, граф, — усмехнулся князь. — Ну-с, что тут у нас? Так, раны, гляжу чистые, нигде не светятся, — заметил он затем. Не очень понятно, ни что имея в виду, ни как вообще сумев рассмотреть мои увечья: выпав из цепей, лежал я лицом к стене, к собравшимся в комнате — относительно невредимой спиной. — Зеркала опасались и без магии работали — верно, Федор?
— Не ваше дело! — успела бросить молодая графиня прежде, чем громила признал:
— Верно, господин полковник.
— Разумно, — похвалил его князь. — Что ж, тем проще будет все поправить…
И еще даже прежде, чем он договорил, меня словно подхватила теплая, ласковая, но могучая волна. Окутала, легко подбросила, закрутила. Облизала, затягивая, кровоточащие разрезы. Налила силой одеревеневшие мышцы, проветрила кипящий мозг… И не успел я толком ни удивиться, ни испугаться, как обнаружил себя стоявшим на собственных ногах — правда, привалившимся голой спиной к холодной шершавой стене, но это уже малосущественные детали. Боль? Она ушла без следа. Взгляд упал на мои еще миг назад представлявшие собой жуткую кровавую инсталляцию грудь и живот — там не то что ран, даже шрамов от них не было! Бледные разводы полуподсохших бурых потеков на гладкой, как у младенца, коже — вот и все, что напоминало теперь о недавней жестокой экзекуции.
— Вот так, — удовлетворенно кивнул князь. — Самостоятельно идти сможете, сударь? — осведомился он у меня затем.
Попытка моего ответа застряла в жеваном массиве кляпа — он-то, оказывается, так никуда и не делся. Пришлось ограничиться яростными кивками и пронзительным мычанием.
— Ох, позор мне: какая непростительная забывчивость! — скривился мой благодетель — и слюнявая затычка из моего рта тут же пропала. — Вот так-то лучше…
— Да, — машинально выдал я. И поспешно добавил. — Спасибо…
Язык немного заплетался с непривычки — ну да хорошо, что было чему заплетаться!
— К вашим услугам, — кивнул князь. — Так как, сударь, в силах вы проделать путь до дворцового крыльца? Дальше покатим со всеми удобствами.
— В силах, — торопливо ответил я, словно в подтверждение этих своих слов отклеиваясь от стены и сдвигаясь вперед. На шаге меня заметно качнуло, но кое-как равновесие мне удалось сохранить. — В силах, — для убедительности повторил я, опуская ногу.
— В таком случае извольте попрощаться с гостеприимными хозяевами — и идемте, — поторопил меня собеседник.
Насчет «попрощаться» — это он, наверное, так пошутил, но машинально я кивнул стоявшему ко мне ближе прочих Федору (тот, к слову, слегка склонил косматую голову в ответ), а затем, проходя мимо Миланы, уже вполне осознанно помахал ей рукой:
— Счастливо оставаться, красотка! Да, все не было времени похвалить: чýдное платье! Особенно сзади!
— Грязный холоп! — вспыхнула молодая графиня. — Да как ты смеешь разевать свой поганый рот?!.
— Что грязный — так это только вашими стараниями, — не удержался от новой реплики я, звонко похлопав себя ладонью по перепачканному кровью животу. — А вот насчет холопа — тут, как я понимаю, выкусите!
Сказал — и вдруг испугавшись, дернулся рукой ко лбу: но нет, рубцов клейма там и в самом деле не прощупывалось.
— Как бы то ни было, не надейся, что вышел сухим из воды, — кажется, девица уже взяла себя в руки — по крайней мере, говорила она теперь почти ровным тоном. — За Петю ты мне еще ответишь — и никакое III Отделение не поможет!
— Посмотрим, — не придумав ничего лучшего, пожал я плечами и двинулся к выходу. С «сиятельством» и его узколицым поверенным персонально прощаться не стал — запал пропал. Ну да как-нибудь переживут без моего сердечного «До свидания!»
Дожидавшийся у арки князь слегка посторонился, выпуская меня из комнаты. Я шагнул наружу — и растерянно замер. Свет оставшихся за аркой свечей сюда не добивал, и понять в непроницаемой тьме, куда двигаться дальше, было решительно невозможно. Но сзади вот-вот должен был подоспеть мой сопровождающий, и, не желая мешаться у него под ногами, я двинулся — наобум. И, естественно, уже на втором шаге обо что-то споткнулся, клюнул носом и едва не врезался лобешником в напрыгнувшую из мрака стену — благо, успел рефлекторно вскинуть руки, и они приняли удар на себя.
— О, и снова моя вина! — послышался над самым моим ухом раздосадованный голос князя. — Простите, сударь: все время забываю, с кем имею дело…
Мгновение, и в воздухе появилась горящая свеча — вроде тех, что остались в пыточной. Тут же сделались видны кирпичные стены уводящего в две стороны узкого коридора, низкий — при желании рукой можно дотянуться — сводчатый потолок и непонятно зачем устроенная на ровном месте приступочка, о которую я давеча и запнулся. Ну и долговязая фигура моего спутника тоже выступила из мрака.
— Не сильно расшиблись? — уточнил князь, и прежде, чем я успел что-то ответить, продолжил, указав тростью направо. — Нам туда. Саженей через двадцать будет лестница — поднимемся по ней.
Двадцать саженей обернулись тремя десятками шагов — зачем-то я их старательно посчитал. Все это время свеча мерно плыла перед нами, озаряя дорогу, так что дойти довелось без приключений. Несколько раз по пути нам попадались арочные проемы, дважды — прикрытые дверцы, а однажды мы миновали нишу, в глубине которой, кажется, покоился человеческий череп — но это не точно: вышло так, что, проходя мимо, поначалу смотрел я в противоположную сторону и обернулся, лишь когда «достопримечательность» уже почти осталась позади — так что легко мог и обмануться.
Лестница, о которой говорил мой спутник, оказалась металлической, винтовой, состояла из пятидесяти двух (я снова подсчитал) скрипучих ступеней и заканчивалась наверху тесной площадкой перед массивной деревянной дверью, которую я было толкнул, но та и не шелохнулась.
— На себя, — подсказал сзади князь.
Я присмотрелся: никакой ручки, чтобы ухватиться, здесь не было. Подцепить пальцами край двери тоже не вышло: к притолоке она прилегала вплотную, ноготь не просунешь.
— Ох, — огорченно выдохнул мой спутник, почувствовав заминку. — Снова запамятовал! Клянусь, сударь, сие в последний раз! Сдвиньтесь-ка чуток…
Я сделал, как было велено, и дверь передо мной распахнулась сама собой. В лицо мне ударил яркий дневной свет — так что на пару секунд мне даже пришлось зажмуриться. Когда же я снова приоткрыл глаза, «наша» свеча уже исчезла — как видно, за ненадобностью.
— Прошу, — слегка подтолкнул меня в спину князь — не знаю уж рукой, тростью или тоже магией.
За дверью оказалась короткая галерея, широкими окнами в блестящих медных рамах выходящая куда-то в густую уличную зелень. Нас же она привела в просторную овальную залу, живо напомнившую мне шикарные вестибюли старых станций московского метро: выложенный мозаикой пол, стройные белые колонны квадратного сечения, красочная роспись на стенах, изысканная лепнина под куполом потолка, массивная хрустальная люстра… Вверх отсюда уходила широкая парадная лестница с широченными мраморными перилами, направо, за распахнутыми настежь створками трехметровой высоты дверей начиналась анфилада роскошно обставленных помещений, рассмотреть которые подробно мне, впрочем, не удалось. Слева же оказался выход на улицу — застекленные двери его были даже выше внутренних: наверное, в добрых три моих роста (а я, надо заметить, отнюдь не коротышка — полноценные метр восемьдесят, и еще, вроде как, продолжаю расти!).
