Так, впятером, они обыскали весь лагерь. Кого бы Тамсен ни спрашивала об Элите, все лишь пожимали плечами или смотрели на нее отсутствующими взглядами. Иметь с нею дело никто не хотел, а кроме того, всем не терпелось поскорей завершить этот жаркий, пыльный, утомительный день.
Кезеберг… Кезеберга Тамсен увидела издалека. Держался он, как всегда, важно, зловеще ухмыльнулся, неприязненно сощурился на нее. От внезапной догадки все внутри сжалось в комок: Кезеберг знает, где искать Элиту! Разве Тамсен раньше не видела, как он поглядывает на ее дочь? Вдобавок, самой ей он ничего хорошего не желал и не скрывал этого…
– Ступайте назад, к фургонам, – велела Тамсен дочерям. – Живее.
– Ты же велела не отходить от тебя ни на шаг, – напомнила Лиэнн.
– Не пререкайся. Делай, что сказано.
К фургонам Лиэнн пришлось подтолкнуть, но и после этого она попросту нырнула под днище повозки Бринов и спряталась там вместе с сестрами.
Кезеберг, как ни в чем не бывало, подошел к Тамсен, поддернул штаны, обнажил в улыбке длинные серые зубы. На шее его красовался цветастый платок. Платка этого Тамсен прежде никогда не видела, однако что-то в нем казалось смутно знакомым.
– Миссис Доннер! – заговорил Кезеберг, приподняв шляпу. В его устах его фамилия прозвучала, словно ругательство. – Какой сюрприз!
– Я ищу дочь, Элиту, – сказала Тамсен.
Кесеберг сплюнул наземь, едва повернув голову вбок.
– Выходит, сбежала девчонка? Боюсь, ничем не могу вам помочь. Я ее не видал. А ведь, поверьте… – Тут он опять ухмыльнулся от уха до уха. – А ведь, поверьте, поглядываю за ней в оба глаза.
Беспросветное отвращение захлестнуло Тамсен изнутри, расползлось по всем жилам упругими черными змеями, и ей вспомнилось, где она видела этот платок.
– А платок-то украден, – заметила она. – Из индейской могилы.
Но Кезеберг только пожал плечами.
– И что с того? Я беру, что хочу – точно так же, как ты. Тебя, Тамсен, послушать, ты будто из какого-то другого теста, а ведь на деле мы с тобой одно и то же. Два сапога пара.
Тут он внезапно схватил Тамсен за запястья и притянул к себе. Лиэнн с воплем бросилась к ним, но Тамсен заорала на дочь, веля ей держаться подальше.
Как ни старалась она забыть, насколько он мерзок, вблизи об этом, хочешь не хочешь, пришлось вспомнить вмиг. Разило от него, словно он в жизни не мылся и одежды с бельем не стирал. Шея под клочковатой бородой воспалилась, покрылась струпьями, нечищеные зубы посерели. Довольно тощий, он тем не менее был изрядно силен, да еще выше ростом – тоже, как ни крути, преимущество.
– Поразмысли, Тамсен, поразмысли. Человек вроде меня в жизни лишним не будет. У кого есть враги, тем без друзей никуда. Тебе нужен друг.
– Потому вы и ополчились на Чарльза Стэнтона? И в наказание мне решили устроить все так, будто он убит мной? – огрызнулась она, безуспешно пытаясь вырваться. – Пустите сейчас же!
– Не стоит, не стоит отказывать мне. Меня куда лучше числить среди друзей. А кроме того, я знаю, чем ты занималась со Стэнтоном, – процедил Кезеберг ей в лицо. – И про все твои спрингфилдские шашни тоже слыхал, так что не строй из себя оскорбленную невинность.
Должно быть, он говорил о докторе Уильямсе. О Джеффри. А Тамсен-то думала, что эта история наружу не выплывет, что Джорджу удалось замять ее. Ей было одиноко, а Джеффри Уильямс, пусть более чем в два раза старше ее годами, оказался человеком большого ума, гораздо культурнее Джорджа… Однако, подобно Чарльзу Стэнтону, с Джеффри Уильямсом она тоже ошиблась. Искала утешения, а находила во всех этих мужчинах лишь временную отдушину. Впрочем, людям вроде Кезеберга подобных вещей не понять.
Тамсен снова рванулась прочь, но Кезеберг ухватил ее за платье, дернул, разрывая ткань, и тогда она без раздумий, что было сил, ударила его коленом промеж ног. Кезеберг, сдавленно ахнув, согнулся вдвое. Дочери, разом выскочив из-под фургонов, вихрем завертелись вокруг ее разорванных юбок, принялись спрашивать, все ли с нею в порядке. Младшая, Элиза, расхныкалась.
– Идемте.
Большего Тамсен выговорить не удалось. Грудь сдавливало так, что дух не перевести, словно Кезеберг навалился на нее всей тяжестью.
Стоило им отвернуться, Кезеберг оправился от удара.
– Ладно. Ты для меня все равно старовата. Поизношена слишком, – просипел он. – А вот падчерицы твои в дело очень даже сгодятся. К примеру, Элита: не зря же она тут, что ни день, хвостом крутит.
Тамсен замерла. Казалось, кровь в жилах превратилась в ледяную кашу.
– Держитесь от нее подальше.
Кезеберг вымученно улыбнулся. Щербатая, словно вырезанная ножом его улыбка откровенно пугала.
– А я так думаю, ей нужен тот, кто женщиной ее сделает.
Страх набрал силу, обернулся паническим ужасом. Элита, Элита, Элита… куда же она подевалась?
Увлекая за собой дочерей, не обращая внимания на удивленные взгляды, Тамсен со всех ног помчалась через лагерь. В надежде отыскать Элиту у подруги, Вирджинии, она завернула к Ридам, но лишь наткнулась на неприветливый взгляд Маргарет и поспешила дальше, по утоптанной тропе, делившей лагерь напополам (вновь воркотня, мрачные взгляды, невнятная ругань вслед). Вот и последняя кучка фургонов: заходящее солнце просвечивает сквозь поредевшую парусину навесов… Сообразив, как далеко остались прочие члены семьи, перепуганные дочери захныкали, и Тамсен захотелось повернуть назад, но тут перед ее глазами снова возник зловещий оскал Кезеберга. Нет, возвращаться рано. Еще немного, совсем немного – вон туда, в заросли полыни, цепляющейся за юбку, будто детская ручка…
Издали, со стороны реки, донеслось мычание коров и волов, и тут Тамсен краем глаза заметила кого-то чуть в стороне. Едва ли не волоком таща за собой малышек, она выбежала на небольшую прогалинку и обнаружила там Элиту с палкой в руках, опустившуюся на колени рядом с поставленным на землю фонарем. Что она там откапывает, Тамсен разглядеть не смогла: солнце почти скрылось за горизонтом, и все вокруг окутали серые вечерние сумерки.
– Элита! – сердито, но и с облегчением окликнула она.
Элита вздрогнула, обернулась.
– Что ты здесь делаешь? Сколько раз я говорила…
Отпустив Фрэнсис с Элизой, Тамсен склонилась к падчерице, рывком подняла ее на ноги.
– Сколько раз я говорила: не отходи от меня, держись на виду!
Руки Элиты были черны от земли, платье тоже изрядно испачкано.
– Но я здесь овечьи ушки нашла. Тебе ведь овечьи ушки нужны, я помню.
«Овечьи ушки»… Действительно, чистец Тамсен добавляла в одно из снадобий, однако страх все еще сотрясал ее изнутри так, что ребра ходили ходуном.
Рука сама собой взвилась в воздух, звонко хлестнула Элиту по лицу. Прежде чем Тамсен осознала, что происходит, ладонь покраснела, заныла, а Элита, схватившись за щеку, во все глаза уставилась на нее… однако не в страхе – в ярости. Такой Тамсен не видела ее еще никогда: лицо сморщено, глаза сверкают… Захотелось и попросить прощения, и в то же время встряхнуть девчонку как следует в отместку за собственный страх – неуемный, цепкий, кружащий голову.
