– Да.
Не сильный, но чувствительный удар пистолетом по макушке.
– Ответ неправильный. Вы командир боевой группы.
– Нет, вас ввели в заблуждение…
Удар. Уже более чувствительный.
– Да.
– Вы прибыли сюда для совершения диверсий?
– Нет, что вы!
– Ответ неверный!
Удар по уже вздувшейся шишке. Шишка лопнула и по затылку поползла, закапала на воротник кровь.
И тут же повторный вопрос.
– Вы диверсант?
– Нет. Вы…
Удар по раскрытой, кровоточащей ране. Такой, что в голове помутилось. Так он, пожалуй, череп продолбит!
– «Да», или «нет».
– Да.
– Диверсия будет на русской буровой?
Откуда он знает? Он всё знает! Что ответить?
– Я не знаю, я еще не получил задание…
Удар. Рассекающий кожу и мышцы до самой кости. И потеря сознания. Минуты через три он очнётся и можно будет продолжить в том же духе.
Хочется надеяться, что тенденцию он уловил: каждый следующий удар будет сильнее предыдущего. Всё сильнее и сильнее! И строго по одному месту! Пока череп не треснет, не расколется, и осколки не впечатаются в мозг. Такая прогрессия.
Ну что, очухался?
– Ваша цель буровая?
– Нет… То есть, да.
– Ответ правильный. А теперь подробности: когда, кто, какими силами? За неверный ответ…
– Я понял… Группа пятнадцать бойцов. Задача – захватить буровую, взорвать оборудование и расстрелять часть рабочих.
– Почему не всех?
– Нужно оставить свидетелей, чтобы они дали показания.
– Хотите сработать под партизан?
– Да.
– Значит, в группе будут местные?
– Две трети.
Разумно. Просто бандитское нападение и даже с трупами никого сильно не впечатлит, а вот разборки партизан… Партизаны – это всегда серьезно, эти если вцепятся, то не отпустят. Потому что воюют не корысти ради, а во имя идеи. С ними договориться трудно. И ликвидировать, в отличие от простой банды, невозможно. Их чем активнее уничтожаешь, тем больше на место павших бойцов встают новые. С ними даже армия совладать не может! Пара нападений и громких заявлений «повстанцев» и контракт накрылся. Ну или как минимум будет законсервирован на неопределенный срок. Сильный ход! Теперь понятно, для чего была организована встреча «ботаников» с партизанским вожаком: чтобы придать операции местный колорит и расставить необходимые политические акценты.
Теперь надо что-то с этим делать.
– Жить хочешь?
– Хочу. Но вряд ли получится.
Не дурак парень, понимает, что таких свидетелей в живых не оставляют. Его теперь отпусти, а он пойдет и обо всем доложит. И невидимка перестанет быть невидимкой, и все его станут ловить. Конечно, парня можно завербовать. Но что делать с операцией? Если ее отменить, то его быстро вычислят и потянут… Если провести, то на противника сработать. Значит, надо так провести, чтобы всех… провести!
Молчит, решения ждет. Пулю в голову ждет.
Изменим вопрос:
– А хорошо жить при больших деньгах хочешь?
– Не понял.
– А что тут не понять? Я тебя отпущу, прежде, конечно, наши с тобой отношения оформим. Оклад приличный поставлю, аванс дам.
– Вербуешь?
– Ну, а что? Дело хорошее. Ты же наёмник, коммерсант, ты за деньги воюешь, а теперь станешь вдвое получать, из двух касс. Это же какое везение!
– Что я должен буду за это сделать? Отменить операцию?
– Зачем? Если ты ее отменишь, тебе не заплатят. Ведь так?
Кивнул.
– Ты денежек лишишься, а твои приятели другого исполнителя найдут. Ну, согласись, обидно же свои гонорары чужим отдавать. Ты всё придумал, подготовил, а кто-то куш сорвет. Так что от операции отказываться нельзя – не по-хозяйски это. Операцию ты проведешь. Но… неудачно. По независящим от тебя причинам. Просто противник окажется сильнее. Играть придется всерьез, часть твоих бойцов придется «списать», иначе кто поверит.
Усмехнулся криво. Что ему бойцы – расходный материал, который пачками можно по сходной цене вербовать. Ему бы свою шкуру спасти.
– Их ладно. А меня?
Верно мыслит, но без перспективы. Хорошо бы его – тоже, чтобы все концы спрятать. Но только зачем? Куда он после дела денется? Ну, не с повинной же ему идти. Кто его простит? Нет, их дружба после будет долгой и крепкой.
– За себя можешь не беспокоиться, ты мне еще пригодишься. Кто-то должен будет рассказать о случившемся. Как нужно рассказать. Лучше ты, чем кто-то другой, ты командир, тебе веры больше. Да и зачем мне таких ценных агентов терять? Может, тебе еще какое дело поручат, а ты мне шепнешь. Ну что, договорились?
А как не договориться, когда черепушка уже почти треснула?
– Тогда держи аванс. Десять тысяч.
Щедрый аванс, не заслуженный. Но тут жадничать не приходится, агент должен стимул иметь, чтобы новому хозяину служить. Прикармливать его надо, хотя бы поначалу.
– После дела еще десятка. Ну, и оклад ежемесячный. Понравился ты мне. Голова у тебя… крепкая.
* * *
– Здравствуйте.
– Кто вы?
– Не важно. Волею судьбы заброшенный на чужбину россиянин, который болеет за свою родину.
– Ностальгия мучит?
– Скорее, озабоченность.
– У вас что-то случилось?
– Не у меня. Пока еще не случилось, но может! Я про наши буровые на шельфе.
– А что такое?
– Я располагаю информацией, что в ближайшее время на них может быть совершенно нападение.
– На буровые? В море? Бросьте. Кому они нужны, что там можно взять? Мелочь из карманов рабочих-буровиков? Это же не прииски, где золото моют.
– Речь идет не о бандитском нападении, а о возможной диверсии.
– Диверсии? Мне кажется, террористы выбирают более значимые, с точки зрения самопиара, объекты. И не здесь, а где-нибудь ближе к цивилизации. Им ведь резонанс нужен, а буровые – это производство. Я не верю вам. Я думаю, что вас ввели в заблуждение. Ну, или просто разыграли.
– Это очень серьезные источники, которым можно и нужно доверять.
– И всё же… Наши спецслужбы, которые здесь, поверьте, не сидят сложа руки, никаких подобной информации не получали. А у них, как вы догадываетесь, есть свои каналы.
– Тем не менее, я прошу, настаиваю, чтобы вы сообщили о моем сигнале вышестоящему начальству.
