И партизаны разом, дружно вскинули над головами винтовки.
Минус один отряд.
И еще несколько, которые узнали о происшествии. Потому что американцев и так-то не любят, а тут и подавно! Хотя ни в чем не повинную женщину, конечно, жаль. Но на то и война, чтобы кровь лилась. Особенно если малой кровью можно остановить большую…
* * *
Машина набита американскими «зелеными беретами». Жарко и брезентовый полог поднят.
– Дальше на машине не проехать, – покачал головой проводник. – Надо пешком.
– Сколько еще осталось?
– Десять раз по сто шагов, – показал на пальцах проводник. – Близко. Это уже недалеко.
Два американца сломали ноги, случайно угодив в охотничью ловушку. Они передали по «спутнику» сигнал бедствия. Им на выручку направили два отделения морпехов. Хотели послать «вертушку», но в джунглях «вертушка» была бы бесполезна, потому что не смогла бы приземлиться – сплошные зеленые заросли.
– Выходи.
«Зеленые береты» споро попрыгали из машин, встали группками. Командиры крутили карту и навигаторы, что-то вычисляли, к чему-то примерялись, бойцы топтались на месте, разминая затекшие ноги, курили, жевали, пили из фляжек. Солдатское дело маленькое: стой, жди приказа и лишнего в голову не бери.
– Построиться!
Разобрались в две шеренги.
Командиры обошли личный состав.
– До места чуть меньше километра. Идти осторожно, впереди дозор, сзади арьергард. Дистанция на марше – полтора-два метра. Вопросы?
Вопросов нет.
– Проверить оружие, приготовиться к движению.
Морпехи осмотрели оружие, подтянули ремни, завязали покрепче шнурки, хотя идти было всего ничего. Но работали вбитые в стриженые головы привычки.
Командиры еще раз обошли строй, осматривая бойцов.
– Шагом марш.
Цепочка бойцов втянулась в джунгли, как червяк в яблоко. И пропала.
Шли, ощетинившись во все стороны автоматами, опасаясь не сколько партизан, сколько всякого зверья и змей. Джунгли – штука противная, это тебе не американские широколиственные и хвойные леса.
Тропка извивалась, ныряла под лианы, которые приходилось рубить. Сверху на идущих капали тяжелые капли и еще падали пиявки, которые норовили присосаться к голым шеям.
Поворот… Еще…
Поляна.
На краю поляны мужчины в знакомой форме. Замахали радостно руками.
Вот и вся операция – дойти, взвалить на носилки покалеченных и быстро обратно. Стоило ли посылать сюда два отделения, когда довольно было бы и шестерых бойцов? Перестраховались командиры.
Подошли. Встали. Боевое охранение по четырем сторонам поляны.
– Ну, вы как тут?
– М-м, – промычали покалеченные.
– Где носилки?
Подтащили носилки. И тут… Вдруг один из морпехов схватился за шею:
– Чёрт, москит укусил! – И упал.
И еще несколько бойцов, хлопая себя по лицам и рукам, стали оседать на землю. Что за дьявольщина?
Морпехи падали, как колосья под ударами серпа, ни черта не понимая, не видя опасности, не понимая, как и от кого защищаться. Кто-то всё же успел передернуть затвор и вбил в стену леса длинную очередь. Но тут же кулем осел на землю.
Всё! Два десятка тренированных, вооруженных до зубов бойцов прилегли на травку, мелко дергаясь, скалясь и бессмысленно тараща глаза.
Раздался тихий шорох и из зарослей вышли низкорослые темнокожие люди в набедренных повязках. Их было много – десятка три, и каждый держал в руках длинную трубку. Пигмеи – прирожденные охотники, которым львы нипочем, а уж американские пехотинцы…
Пигмеи встали кучкой, с интересом рассматривая добытую ими «дичь».
Подошли партизаны с неизменными дымящимися в зубах сигарами, сняли с поверженных янки всё оружие.
– Двое, кажется, готовы…
Похоже, передозировочка яда случилась.
– А остальные?
– Вроде живы. Пока.
Проводник обернулся к пигмеям. Что-то спросил. Те дружно загалдели, зажестикулировали.
– Они говорят, что в тех белых по три стрелки попало, поэтому они умерли. А остальные скоро в себя придут.
– Скоро? Надо бы их связать.
Пленникам стянули кисти спереди пластиковыми монтажными стяжками, не очень заботясь о их комфорте. Связали ноги. Проводник махнул пигмеям.
Те подошли, привязали морпехов к длинным жердинам, вскинули на плечи и понесли. Как убитых на охоте антилоп. Их шествие снимал на камеру один из партизан.
Это было очень странное, дикое зрелище – два десятка бойцов, которые как добыча висели на жердях. Головы их бессильно болтались из стороны в сторону.
Пленников вынесли из джунглей, сложили рядком.
Партизаны поинтересовались:
– Что будем с ними делать?
– Резать. – Нехорошо ухмыльнувшиеся бородачи потянули из ножен ножи.
– Нет, не убивать. А отрезать кое-что лишнее.
Все замерли в недоумении.
– Срежьте с них штаны. И приготовьте пучки травы и мха для перевязки.
– Вы хотите…
– Не хочу, но надо. Смерть обычного солдата никого не впечатлит. Равно как огнестрельная, колотая или резаная рана. Это обычное для войны дело. Запаянные цинковые гробы нам не нужны – родственники поплачут и забудут. А вот если боец лишится самого дорогого… Они должны остаться в живых и вернуться домой. Но в урезанном виде. Это действеннее, чем если полк «зеленых беретов» расстрелять.
Партизаны только головами качнули. Потому что представили, себя на их место поставили. В таком виде, может, лучше домой не возвращаться, потому что кому он будет нужен? Какой сеньорите или даже сеньоре? Какой ты после этого кабальерос?
– Обрезки складывайте вон в тот походный холодильник. И уберите ваши ножи.
Как так?
– Возьмите вот эти – костяные. Работайте ими…
Партизаны разобрали примитивные первобытные резаки и… выполнили приказ.
Они прошли вдоль ряда пленных, орудуя костяными ножами. Оттягивали, полосовали зазубренными лезвиями, кидали что-то в холодильник, совали в открытые раны комки мха и травы, останавливая хлынувшую кровь.
Это была варварская операция. Но и военная. Больше все-таки военная.
Подрезанных морпехов подтащили к машинам, побросали в кузов. В кабины сели партизаны из местных и покатили к ближайшей больнице. Там и сгрузили раненых, рассказав санитарам, что янки были атакованы лесными племенами, которые объявили Америке войну. Потому что на что-то обиделись.
