Она держала себя важно, с большим достоинством, и производила впечатление умной, но гордой женщины. Скупа она была страшно. Рассказывали, что, задумав однажды подарить всем нам, своим крестникам (племянникам. — Г. У.), по серебряной ложке, она привезла ложки, все время держала руку в кармане, но отдать их не решилась и так и уехала.
В этом она была под стать своему супругу Семену Алексеевичу, который был столь же скуп в частной жизни. Находим у Вишнякова:
Про расчетливость его рассказывали следующий случай. Однажды, когда он был y нас в гостях, старая няня Прокофьевна, — которая, к слову сказать, выходила всех детей моего отца, кроме одного меня, да и то только потому, что умерла до моего рожденья, — подучила маленького Сеню подойти к Семену Алексеевичу и попросить на конфекты. Богачи в таких случаях, не моргнувши, дарили золотыми. Когда Сеня пролепетал что научила нянюшка, Семен Алексеевич порылся в кармане, достал оттуда — две копейки медью и вручил их ребенку, к величайшему конфузу Прокофьевны, которая не могла забыть этого случая.
Несмотря на описанные случаи, брат В. М. Алексеевой Петр Михайлович и его дети не испытывали неприязни к тетушке. Н. П. Вишняков вспоминал:
Вера Михайловна была строга и горда, но умна; если она к нам и не проявляла большой нежности, то в ее благожелательном отношении все-таки нельзя было сомневаться; ее побаивались, но уважали.
На примере Алексеевой мы видим, что купчиха могла иметь выдающуюся предпринимательскую жилку и деловую хватку. Эти качества вполне можно объяснить происхождением Алексеевой из семьи фабриканта и природным острым умом.
Наталия Бахрушина
Бабушка основателя Театрального музея
Еще один яркий пример, когда женщина управляла фамильным делом в случае перехода бизнеса по схеме «от мужа к жене», представляет Наталия Ивановна Бахрушина (1793–1862). Сегодня эту фамилию многие знают благодаря основателю театрального музея Алексею Александровичу Бахрушину, внуку фабрикантки, о которой пойдет рассказ.
Крупнейшее московское кожевенное предприятие — основанный в 1833 году завод Бахрушиных — почти пятнадцать лет, с 1848 по 1862 год, управлялся Наталией Бахрушиной в партнерстве с взрослыми сыновьями. Смерть основателя предприятия купца 2‐й гильдии Алексея Фёдоровича Бахрушина (1792–1848) в возрасте пятидесяти шести лет была неожиданной, он скончался от холеры на четвертый день болезни.
В XIX веке холера посещала Москву несколько раз, особенно тяжелыми были эпидемии 1830 (когда в городах случались холерные бунты, и Николай I вынужден был ради предотвращения паники в Первопрестольной приехать в Москву) и 1848 года. Вторая эпидемия началась осенью 1847 года: через нижние приволжские губернии болезнь пришла в Россию из Персии. Купец-мемуарист Н. А. Найденов писал:
Осенью она не замедлила показаться и в Москве; стали приниматься различные меры предосторожности и, хотя она начала проявляться, притом в значительной части случаев со смертельными исходами, тем не менее с наступившими морозами она стихла совершенно, и думалось, что все уже кончено. Между тем в конце весны она нежданно появилась, разразившись уже со страшной силой; смертельные исходы заболеваний, при чрезвычайной краткости течения болезни, стали оказываться преобладающим явлением; борьба была бессильной.
Из видных представителей купечества в июне умерли П. Н. Усачев и А. Ф. Бахрушин. По словам Найденова, «паника сделалась общей… Только в августе болезнь начала стихать и осенью прекратилась совершенно».
Заболевание холерой проявлялось главным образом в летние месяцы и вызывалось плохой питьевой водой, загрязненными продуктами питания, служившими питательной средой для холерных вибрионов, недостаточностью соблюдения гигиенических правил в быту. Симптомы выражались явлениями острого желудочно-кишечного катара и тяжелого поражения нервной системы, рвота могла случаться 20–30 раз в сутки, наступало резкое обезвоживание организма, воспаление внутренних органов с кровотечением, в результате многие заболевшие умирали в течение 1–2 суток.
Алексей Федорович заразился в июне 1848 года и, хотя отличался богатырским здоровьем, не смог перебороть болезнь.
Семья Бахрушиных была совершенно раздавлена неожиданной потерей главы семейства, который за четверть века смог создать мощную купеческую империю.
Согласно семейной легенде, Алексей Федорович Бахрушин с братьями переселился в Москву в 1821 году из Зарайска, где они «занимались прасольством (оптовой продажей скота. — Г. У.) и покупкой сырых кож». Эта легенда отчасти подтверждается архивными документами — согласно «Ведомости Серпуховской части о торговцах» за 1827 год, среди торговавших на московском Скотопригонном дворе был отец Алексея, рязанский купец 3‐й гильдии Федор Бахрушин, промышлявший пригоном скота в Москву из южных губерний. В семейном предании содержатся также сведения, что с 1825 года «Алексей Федорович начал поставлять в казну сырой опоек для ранцев». Армейские ранцы делались из опойка, то есть телячьей кожи.
В московское купечество Бахрушины приписались с 1835 года. От пригона скота перешли к кожевенному и суконному производству. Кожевенный завод в Москве был основан в 1833 году, суконная фабрика — в 1860‐м.
В 1843 году на заводе были заняты 80 рабочих. Ассортимент поражал разнообразием: кожи бараньи и козлиные шли на сафьян, лайку и замшу, воловьи и телячьи — на подошвы, опойки — на ранцы и сумки. Из сафьяна (он изготавливался разных цветов, гладкий и тисненый) делали верх обуви, перчатки, обивку мебели. Из отходов варили клей. На мануфактурной выставке 1843 года кожевенное предприятие Бахрушиных представило, в частности, «опойки лайковые и сапожные», «козлы замшевые», «бараньи кожи алые и тисненые», «перчатки разноцветные мужские и дамские».
В 1847 году завод Бахрушиных произвел 130 900 кож, которые успешно продавались в Москве и на Нижегородской ярмарке. Мощное и разнопрофильное производство стало возможным благодаря тому, что в течение 1844–1845 годов завод был переоснащен по новейшему слову техники. Обратимся к свидетельству внука, Владимира Бахрушина:
Дед Алексей Федорович совершенно <…> переделывает свое заведение. Он выписывает из‐за границы паровую двенадцатисильную машину, заказывает новые снаряды и приспособления, ставит машины, проводит воду из Москва-реки, кладет еще и до сих пор существующую каменную трубу для паровиков и заменяет в производстве ручную тяжелую работу машинной; и это тогда, когда во всей России только несколько фабрик чуть-чуть не наперечет приводились в движение паровыми машинами, не говоря уже о том, что в кожевенном деле подобное нововведение было решительно невероятным явлением.
На это были потрачены все накопления и взят кредит, но хозяин был в расцвете предпринимательской карьеры и уверенно рассчитывал на свои силы. Он просчитал все риски, когда вкладывал деньги в производство, но не мог просчитать вероятность своего внезапного ухода из жизни во время эпидемии.
