(ЦАМО РФ. Ф. 334 ап. Оп. 2. Д. 2. Л. 141)
Беспокоили нас, орудийников, истребители, летавшие низко вдоль опушек леса, из которого выставляли свои стволы наши пушки и гаубицы. Они прицельно бросали на орудия ручные гранаты, сея смерть среди солдат орудийных расчётов. Ранили наводчика орудия Ивана Тоцкого
[21].
В первые дни войны артиллеристы ещё не имели автоматических винтовок, на их вооружении были винтовки-трёхлинейки образца 1891/1930 года со штыком, 32 патрона в сумке на ремне и противогаз. При внезапном появлении самолётов солдаты не успевали из личного оружия выстрелить по ним в упор. А стрельба в хвост самолёту была безуспешной… Досадно было сознавать, что враг вооружён автоматами, а мы – винтовкой со штыком и что он нас бомбит прицельно, по орудиям, а мы не можем встречать его огнём «бога войны»
[22]. Изо дня на день противник наглел, издевался над нами и пехотой, залегшей в окопах у самой госграницы. Но вот терпению пехоты пришёл конец.
Боевое крещение
[23]
Из газеты «На страже Родины» от 8 июля 1941 г. (о действиях 1-й батареи 334-го ап):
«Весь день батарея вела огонь. Снаряды ложились точно, сметая с лица земли материальную часть и живую силу противника. Когда наступила ночь, артиллеристы получили некоторую передышку. Расчёты оставались у своих орудий, готовые в любую минуту возобновить сокрушительный огонь по врагу».
В ночь с 2 на 3 июля нашему орудию № 1, первому по номеру в полку, представилась возможность отличиться – открыть личный счёт в отместку врагу. Ещё с вечера пехотное подразделение, которое поддерживал наш артполк, попросило «снять» финского корректировщика миномётного огня, обеспечивавшего точное попадание мин по нашему переднему краю. Предполагалось, и разведкой это подтвердилось, что вражеский корректировщик засел на пограничной вышке. Пришёл приказ сделать это нашему 1-му дивизиону, 1-й батарее, 1-му взводу. Вот орудие наше и должно было выехать ночью на прямую наводку по врагу.
Мы, орудийный расчёт и ездовые вместе с командованием взвода и батареи, составили и обсудили план «операции». В связи с наступившим периодом «белых ночей» утратилась возможность действовать «под покровом ночи»: ночью всё видно почти как днём. Как же быть? Во-первых, решили выехать на задание в час ночи, когда она становится самой тёмной (на самом же деле – чуть-чуть темнее другого времени). Во-вторых, чтобы избежать лишней возни, шума и не выдать себя противнику, орудие доставить на огневую позицию на тяге лишь одной пары лошадей – коренной, без «выносов», а их оставить на батарее. К тому же рельеф был равнинный, и усилий одной пары вполне хватало. «Академика» не отлучать от матери.
А из расчёта взять только троих: командира орудия, наводчика и заряжающего. В качестве ездового вместо Бартышева взять меня – бывшего «хозяина» лошадей, которого «Злой» и «Искра» хорошо знали и любили за ласку и подарки. К погранвышке подъехать на расстояние видимости сквозь отверстие ствола орудия – метров на 200–300 (установлено разведкой).
Тихонько подъехали к вышке. За орудием мирно плёлся полусонный «Академик». И вот мы у цели. Остановились за кустом, отпрягли лошадей, развернули орудие, навели ствол на цель. Сквозь отверстие ствола орудия на фоне лилово-оранжевого неба виднелась макушка погранвышки, где на площадке притаился враг. Тишина. Не слышно голоса птиц, шума леса, других звуков.
Поднесли десять снарядов.
– Зарядить! – прозвучала шёпотом команда.
– Орудие готово, – последовал ответ.
– Три снаряда, беглым, огонь!
И взлетела вышка в разные стороны на воздух.
– Беглый, семью снарядами, огонь! Огонь! Огонь! – скомандовал командир.
Для верности, надёжности. «Чтобы белофиннов с землёй сравнять», – пояснил Бухарбаев. За каких-нибудь пять минут не стало ни погранвышки, ни окружавших её кустов. Всё вокруг вышки горело. И так же внезапно мы скрылись, как и появились.
