«Старший, назначай место и срок сбора», – обращались ко мне те, кто уезжал безо всякого разрешения от кого бы то ни было. Просто «дезертировали» на несколько дней домой, чтобы повидаться с родными и близкими на родине, откуда призывались в армию. Ведь все – из ленинградской блокады, «Малой земли», как называли Ленинградский фронт с октября 1941 года, когда кольцо блокады закрылось.
Хотелось заглянуть в родную Балту (под Одессой) и мне, «старшему»: там уцелели мои жена с дочуркой Галей, родившейся 4 февраля 1941 года, когда я уже больше двух месяцев служил в 334-м артполку 142-й стрелковой дивизии северо-западнее Ладожского озера. Но в то же время мне этого и не хотелось делать, чтобы сохранить реноме «старшего», избранного самими же офицерами – лейтенантами, старшими лейтенантами и капитанами, хотя я был всего лишь младший лейтенант, командир огневого взвода артиллерии. Вот и осталось нас из двадцати всего восемь человек – выходцев из Сибири и неосвобождённых районов Украины, Белоруссии и Прибалтики и одного москвича, у которого все мы находились в течение одного дня в конце марта. Сбор был назначен на 1 апреля 1944 года в городе Киеве на железнодорожном вокзале, а мы ехали в поезде в конце марта. Как водилось, нам повезло.
Портрет был нарисован в альбоме 40×30 цветными карандашами в позе «Незнакомки» Ивана Николаевича Крамского, хотя натурщица и не позировала. Более того, не знала, что её рисуют. Ей было лет тридцать, а мужу – где-то за сорок пять. Нарисованная оказалась женой заместителя министра пищевой промышленности Украины, получившего назначение и ехавшего принимать дела. У него оказались некоторые запасы спирта-сырца сорта «Киевский-80», которые стали достоянием всей компании из наших двух купе.
Заместитель министра предложил остановиться в его квартире до дня сбора группы и тут же обеспечил нас билетами в театр драмы на спектакль по пьесе Ивана Карповича Карпенко-Карего (Тобилевича) «Бесталанная». Мы с благодарностью приняли предложение и выполнили его. Для меня это было особой радостью, так как я услышал родной украинский язык, на котором шёл спектакль.
Портрет очень понравился хозяйке и был повешен на стене в их «спальной» комнате, хотя никакой мебели в квартире ещё не было. Хозяева и мы, гости, спали на полу, кто на чём. Военные – на шинелях, вместо подушек – вещмешки. Успокаивали себя тем, что в железнодорожных вагонах на полках условия хуже, чем на деревянном паркетном полу квартиры. К тому же Киев стал глубоким тылом, куда уже не летала вражеская авиация. А эшелон, в котором мы потом, в конце апреля, ехали из Киева на фронт, ночью при подъезде к станции Коростень бомбили
[65]. Противник навешивал осветительные ракеты на парашюты и почти прицельно бомбил эшелоны на станции и город Коростень.
За время нахождения в пути следования из Чебаркуля до Москвы я нарисовал портреты всех офицеров группы. Я решил раздать портреты их натурщикам, когда они явятся к месту назначения. В случае неявки кого-либо у меня было бы оправдание и доказательство того, кто именно входил в «мою» группу офицеров.
Так я и поступил, когда мы, согласно назначению из штаба 30-го учебного артполка, в составе девятнадцати человек прибыли в штаб 1-го Белорусского фронта. Один, Потапов (из-под Витебска), не вернулся, но портрет его, как и всех других нарисованных мной людей, оставался в альбоме до конца поездки. Портрет Потапова был передан в штаб артиллерии 69-й армии.
Судьба человека
Когда документы на двадцать человек были приняты в штабе артиллерии 69-й армии 1-го Белорусского фронта, нас – на время выписки каждому направления в воинское подразделение для прохождения дальнейшей военной службы – разместили в клуне (овине). Как обычно, среди людей бывают одарённые артисты, рассказчики анекдотов, приключений, интересных историй, случаев. Смех, хохот, как на картине Юрия Михайловича Непринцева «Отдых после боя», на которой изображён Василий Тёркин среди группы солдат и младших командиров.
При появлении капитана из штаба со списком нашей группы шум в клуне утих, все ждали того момента, ради которого проделан путь из самого Чебаркуля.
– Кто из вас уже стрелял из пушки прямой наводкой? – спросил капитан.
– Я стрелял прямой наводкой по погранвышке, на которой сидел корректировщик миномётного огня по переднему краю, – ответил я. – С первого же выстрела цель была поражена. Об этом писала фронтовая газета «На страже Родины» в одном из номеров в первых числах июля 1941 года.
– Хорошо, – сказал капитан и что-то отметил в списке.
Потом ещё следовали какие-то вопросы, которые уже меня не интересовали. Моя судьба была уже предрешена: в полк противотанковой артиллерии, командиром огневого взвода. Распределение окончилось. Я и лейтенант Кабаридзе получили назначение в батарею 45-мм пушек пехотного полка. Предстояло отоварить продовольственные карточки на продовольственном складе штаба и двинуться в путь, по карте и с помощью компаса разыскать часть, дислокацию штаба полка.
Когда мы получили продукты питания и отошли от склада метров с пятьсот в сторону леса в районе станции Ковель, услышали свои фамилии из уст бежавшего к нам офицера.
– Кто из вас Балтян? – спросил старший лейтенант из штаба армии.
– Я, – ответил я. – А что?
– В штаб, для выяснения каких-то вопросов.
