Генерал согласился со мной, сказав:
– Ладно, отдыхай, как все. В другой раз вернёмся к этой теме, когда закончим войну. Победа уже близка. Гуляй.
Позже я узнал, что генерал – сын художника, сам умеет рисовать, играет на разных инструментах и ценит искусство. Поэтому генерал окружал себя умельцами, мастерами искусств на все руки.
И.М. Пырский, уже будучи в звании генерал-полковника, умер после войны и похоронен в Москве, на Новодевичьем кладбище. Я был у его могилы, увенчанной фотопортретом. На меня смотрели те же светлые, добрые и умные глаза. То же волевое лицо, но с добавлением возраста и следов жестоких боёв за освобождение Варшавы, взятия Берлина и завершения Великой Отечественной войны 1941–1945 годов.
«Признание» (портрет Ю.А. Ганфа)
Немного отвлекусь. Весной 1962 года я попал в 1-ю Московскую больницу Минздрава РСФСР с диагнозом атеросклероз, ишемическая болезнь, аритмия сердца с расширенным левым желудочком. В те же дни находился в той же больнице Народный художник РСФСР Ю.А. Ганф, автор многих карикатур в журнале «Крокодил», который я выписываю все послевоенные годы. Карикатуры его весьма выразительные, помещены обычно либо на первой, либо на последней странице обложки журнала.
Когда я узнал, что Юлиан Абрамович больной ходячий, сам ходит в столовую на завтрак, я решил встретиться с ним и познакомиться. А кто я такой, чтобы вступить в контакт со столь известным и заслуженным художником? Как-то раз, узнав, что он в столовой завтракает, я зашёл туда, сел за его стол и тихо произнёс:
– Юлиан Абрамович, а я ваш поклонник с 1930 года, когда стал редактором световой газеты в Одесском Автодорожном техникуме (студентом которого был в 1930–1932 годах).
– Ну, это весьма приятно слышать. И чем я могу вас благодарить? – спросил Ганф, спокойно допивая чай.
– Независимо, согласитесь ли вы или нет, вас я нарисую, – решительно и так же тихо, как он, заявил я ему.
– Хорошо, ваши три минуты от меня вы получите. Как только допью чай, – согласился он.
Я пришёл в столовую уже с четвертьлистовым ватманом, с заточенным простым чёрным карандашом. И я ждал, когда Юлиан Абрамович окончит завтрак.
– Пошли, ищите место, где будете меня рисовать, – сказал Ганф.
Вышли в коридор и нашли свободный угол напротив входа в столовую.
– Как мне сесть для вашего рисунка? – спросил натурщик.
– В позе 3/4 лица, поворот направо, – ответил я.
Заняли более или менее удобные позиции: я – чтобы рисовать, а он – чтобы позировать. Засекли время. Было десять часов утра. На дворе – конец апреля, день выдался пасмурным, светотени были только от искусственного освещения. Молча истекали отданные мне три минуты – время, отведённое в художественных институтах для зарисовки портретов с натуры.
– Уточнение деталей, как вам должно быть известно, – по зрительной памяти, – пояснил народный художник.
Ю.А. Ганф ни разу не спросил меня, кто я по профессии, наверное приняв меня за художника, знающего, что на рисунок с натуры в художественных училищах отводят три минуты, а остальное время – по зрительной памяти.
– Готово, – заявил я и показал рисунок натурщику. Он посмотрел, взял у меня карандаш и со специальным выражением глаз молча написал в правом углу листа под портретом: «Сходство имеется, но К.И. Балтян нарисовал меня лет на 25 моложе. 26.04.1962 г. Ю. Ганф».
И пошли мы с ним в его палату, чтобы получить от него подарок. Им оказалась книжечка Беранже, стихи в которой сопровождались рисунками Ю. Ганфа.
Его рисунки, как и карикатуры в журнале «Крокодил», все были столь же выразительны и угловаты, как и его лицо: типичный европеоид с крупной головой, высоким лбом, тёмными кучерявыми волосами, бровями «взмах крыльев орла», крупными тёмно-карими глазами, носом с горбинкой и пухлыми губами. На вид ему было лет пятьдесят пять (мне тогда было сорок семь лет). Стало быть, если учесть его замечание под рисунком, он фактически был старше, ему в тот год было лет семьдесят
[68].
До его кончины я собирал его карикатуры и вместе со сборником стихов Беранже храню их как память о Народном художнике, заслуженном деятеле искусств Юлиане Абрамовиче Ганфе. Его портрет отдал в краеведческий музей родного села Сенного Балтского района Одесской области
[69]. Пусть смотрят мои земляки, на кого посмел «поднять карандаш» их односельчанин, окончивший в 1927 году четырёхлетнюю сельскую трудовую школу.
Глава 6
Случайные фронтовые встречи
Встреча первая, в Польше (когда наше наступление задерживалось)
Мы стояли на освобождённой территории Польши, на левом берегу Вислы. Местное население быстро убедилось в наших к нему симпатиях, сочувствии и готовности оказать всяческую помощь, особенно в доставке на городской рынок с продовольственными продуктами. На дорогах можно было встретить группы граждан с поднятыми руками – «голосующих», просящих шофёров автомашин остановиться и выясняющих их маршруты, чтобы сесть в кузов и доехать до нужных весей, вёсок, городов. Другого способа передвижения, кроме пешего, в освобождённых районах Польши не было. Чаще группы польских граждан собирались вокруг «голосовавших» на дорогах советских офицеров, добиравшихся до нужных объектов на попутном автотранспорте.
