Так случилось и со мной. Командование узнало, что я – агроном, выходец из крестьян Одесской области, и решило использовать меня для оказания колхозам на моей Одесщине, в Николаевской и Херсонской областях помощи в подъёме зяби под урожай 1945 года. Мне было приказано собрать подбитые гусеничные тракторы, отремонтировать и доставить их на станцию Снигирёвка, что на севере Херсонской области. Летом 1944 года мне часто доводилось ездить по полям прифронтовых сёл и городов, чтобы взять на учёт встречающиеся неисправные гусеничные трактора марки ХТЗ-НАТИ и сперва отремонтировать их своими силами, а затем по железной дороге доставить на место назначения.
Ездил я по сёлам (вёскам) и полям на попутном автотранспорте. Чаще всего – один, чтобы скорее и больше охватить территорию.
На этот раз предстояло поехать из села Войцехув в столицу освобождённой территории Польши город Люблин, где мы организовали свою ремонтную базу. Выйдя на шоссе, я, как и все, «голосовал», то есть поднимал вверх руку перед проходившими грузовыми автомашинами. Тут же вокруг меня образовалась и быстро увеличивалась группа из попутчиков, в том числе из местного населения. Я ещё не успел поднять руки, как полуторка сама затормозила и остановилась рядом со мной. Из-за руля вылез шофёр, подошёл ко мне и громким хриплым голосом спросил:
– Посмотри, кого ты встретил?
Я посмотрел на него и, чтобы не задерживаться, сказал:
– Ах, привет, привет, узнал: из хозяйства Рубинина! Довези в город Люблин.
Смотрю, все ожидавшие транспорт уже влезли в кузов и разместились, кто как смог, и командовали: «Поехали, водитель. Поехали». То же сказал и я:
– Поехали.
– Нет, не повезу, пока ты не узнаешь и не признаешь меня, Коля
[70].
Я всмотрелся в его смеющееся лицо и вдруг, словно фотоснимок из проявителя, передо мной возник Васька Лавренёв, друг детства, ровесник, земляк, сосед.
– Васька, милый, дорогой, ты ли это, Васька?! – кричал я во весь голос, забыв о своей поездке.
– Я, Коля, я. Первого встретил тебя из односельчан, хотя исколесил уже полсвета.
Вмешался в разговор старшина, сидевший рядом с шофёром Васькой, видимо, его начальник:
– Поехали, Вася, опаздываем.
Влез в кузов и я. Машина умчалась в сторону Люблина.
В городе «пассажиры» разошлись, кто куда, ушёл и старшина-начальник. Мы остались вдвоём. Васька доставил меня на рембазу, переночевал в нашем подразделении и утром уехал невесть куда. Как говорил Александр Васильевич Суворов: «У каждого солдата есть свой маршрут».
…В сентябре я с двенадцатью трактористами доставил и сдал двадцать шесть гусеничных тракторов по месту назначения. На обратном пути, следуя на фронт, под Варшаву, заехал домой впервые повидать свою дочь Галочку. Находясь в блокаде, я ничего не знал о судьбе дочери и её мамы Евдокии. Военное начальство проявило сочувствие к отцу, предоставив возможность навестить семью.
Из письма дочке Гале (1947 год):
«С неизвестной тобой я прошёл [дорогами войны до] Варшавы. Когда остановились для передышки… выпало счастье увидеть тебя. Ты [помнишь 22] сентября 1944 года, когда папа привёз [тебе] из польского города Люблин куклу… Помнишь, как папа огрубевшими солдатскими руками брал тебя и высоко подбрасывал, целуя тебя и вспоминая весь путь к тебе, пройденный и пережитый за долгие три с лишним года! Так мы с тобой и познакомились, и подружились. Потом я пронёс твоё имя через города Радом, Лодзь, Познань, Франкфурт-на-Одере, Берлин и дошёл до города Магдебурга на р. Эльба, где кончилась с немцами война»
[71].
Встреча вторая, в Германии
Позже, уже на территории Германии, Ваську, за рулём той же полуторки, я встретил вновь. От него узнал, как за пьянку он попал в штрафной батальон, сроком до первого ранения, и как в течение первой же ночи искупил свою вину, не пролив крови своей.
– Смотрю, – говорил он мне, – перед нашим подразделением – ровное поле и ничего по нему не движется: ни машина, ни техника. А с той стороны, видать, в окопах залегла пехота вражеского войска. Никак минное поле, предположил я. А ночью пошёл я по этому полю ползком, убедился, что поле заминировано. И начал я разминировать его на прямой полосе в сторону противника. Дошёл до конца. Слышу немецкую речь. Вижу скопление грузовых автомашин, а шофёры греются у костра. Видать, только что сгрузили мины. Подполз я к крайнему грузовику, влез в кабину, проверил все приборы, горючее – всё в порядке. Ключ – в его гнезде. Сел за руль, завёл мотор и уехал на разминированную мной «трассу», быстро набирая всё большую скорость.
Вскоре на своей стороне переднего края предстал перед своим командиром со своим грузовиком «Форд-8» и подробно рассказал ему, как из-под носа врага «украл» их дизельный грузовик. Командир выстроил подразделение, заставил меня повторить то, что я поведал ему, скомандовал:
– Смирно! Лавренёв, выйти со строя! Два шага вперёд – марш!
Я вышел из строя, сделал поворот на 180 градусов и замер в ожидании «приговора».
– Штрафник Лавренёв, за подвиг твой тебе нужно было бы выдать орден, но вместо ордена Родина освобождает тебя из штрафной роты и возвращает в своё подразделение для дальнейшего прохождения службы Родине. Кругом! Шагом марш в штаб для получения документов и возвращения в свою воинскую часть.
…После окончания Великой Отечественной войны Василий Лавренёв возвратился домой, в семью. Но уже болел туберкулёзом. Болезнь прогрессировала. Средств на лечение не хватало. Не удалось ему излечиться от этой болезни, и лет через пять он скончался. Вскоре от той же болезни умерли его сын и дочь. Осталась одна жена. Но память о Василии Лавренёве живёт. Никто не забыт, ничто не забыто. Вечная слава героям Великой Отечественной войны. Верно поётся в песне «День Победы» (слова Владимира Харитонова, музыка Давида Тухманова): «Этот день мы приближали, как могли».
Встреча за рекой Вислой
Во время службы в штабе артиллерии 69-й армии я иногда выполнял задания секретные, доставляя приказы или распоряжения командования с личным вручением исполнителям. Так было и однажды летом 1944 года, когда мы выбили врага с восточного берега Вислы, захватив отдельные «пятачки» на западном берегу этой красавицы реки.
