…Война закончилась.
Из письма дочке Гале (1947 год):
«…Страшную весть о войне ты впитывала лишь с молоком матери, не зная, что значит война… Ты согревала моё сердце в тяжёлые годины фронтовой жизни и хранила меня. Часто пел я грустную солдатскую песню «Тёмная ночь» и витал у твоей детской кроватки…
…Теперь эти годы – далеко позади. Мы с тобой выжили и победили».
Глава 7
После победы
Картёжники
В Германии кроме зарплаты мы получали «полевые». Полевое денежное довольствие было скорее символическим фактором, чем экономическим, так как на эти деньги нечего было купить. Поэтому в армии между боями и особенно после Победы в ожидании демобилизации в порядке развлечения играли в «очко». Игра в карты была азартной, так как на «кону» были тысячи марок. «Очко» стало модой. Проигрывали и выигрывали тысячи. Одалживали марки, чтобы отыграться. Если не удавалось вернуть проигрыш, закладывали всё, что было возможным, не противоуставным: часы, перстни, трофейные вещи. Играли в «глухих местах»: на чердаках домов, в сараях, в кустах. Играли днями и ночами – до изнеможения.
Особыми успехами отличался старший лейтенант Деревьянко. Он выиграл перстень, сделанный из двух сортов золота: жёлтого – основной корпус, и красного – монограмма «NK» на нём. Цена перстня была установлена в 1000 марок. Деревьянко носил перстень на правой руке ежедневно, сверкая золотом. У кого он его выиграл, знал только он. Все завидовали ему и мечтали выиграть у него эту драгоценность.
Как-то втянулся в игру и я. Пренебрегая деньгами, не дрожа за возможный проигрыш, я смело «останавливался» на пятнадцати, даже на тринадцати очках и выигрывал. Те, кто играл весьма осторожно, прятал карты от посторонних глаз, дрожал, терял самообладание, обычно проигрывали.
Получилось так, что марки сосредотачивались у двух-трёх игроков, у которых можно было взять ссуду взаймы до установленного срока. Если выигрыша не было, ходили в числе известных «банкротов», которым никто не давал «ссуды» из-за недоверия. Мне везло. Одалживал марки многим и я, особенно в дни, когда приходилось делать что-то важное для командования и «дела». Например, разыскать мясокомбинат, способный сделать колбасу из привезённого откормленного борова, пивзавод, где можно было купить бочку пива, и т. п.
Однажды мы играли в «очко» на чердаке дома днём. Мне везло особенно, и вскоре все марки оказались у меня. Часть их я раздал «надёжным», но сам из игры отпросился по каким-то важным причинам. Иначе выйти из игры не разрешали – такой был «волчий» закон: играть до изнеможения.
На чердаке откуда-то появился Деревьянко и заявил, что готов сразиться с победителем. Все обратились ко мне с просьбой согласиться поиграть. Я дал согласие с оговоркой, что в случае выигрыша игру прекращаем, на одолженные марки играть не станем.
Итак, «борьба» началась. Большинство симпатизировало мне, подбадривая меня на выигрыш. Меньшинство, особенно из числа проигравшихся безнадёжно, относилось к Деревьянко с презрением, желая ему проигрыша. Первый «кон» в тысячу марок оказался мой. Второй – тоже. Третий – тоже. Деньги у Деревьянко иссякли. Он под аплодисменты заложил перстень, о котором речь шла выше. Оценили его в 1000 марок. Выиграл я, но перстень продолжал оставаться на руке Деревьянко. Все закричали ему: «Снимай, иначе снимем мы!» Я разрешил повременить, зная, что у него имеется трофейный русско-немецкий словарь. Оценили его в 1000 рублей. Вскоре и словарь оказался выигранным мной. Тогда Деревьянко вынужден был снять перстень и передать мне.
Мой «авторитет» одессита
[73] в глазах картёжников возрос. Со мной стали здороваться короли «очка». Перстень я носил заслуженно. Все, кроме Деревьянко, были довольны. После демобилизации перстень на руке победителя переехал на территорию СССР. За него мне в городе Баку в ноябре 1945 года сшили хромовые сапоги.
Сапоги мои, заказные
О тех моих новых хромовых сапогах можно было бы не писать. Но каждому приятно обувать их, особенно если сделаны они по заказу, и носить – особенно в ненастье, в морозные дни. Ежели сапоги хромовые и последней моды – это же мечта молодых людей, и не только холостяков, но и женатых, с двумя детьми, вроде меня, тридцатилетнего. (В сентябре 1944 года, как я уже говорил, мне посчастливилось заскочить домой. Прощаясь с женой, «отец уронил зерно», из которого через положенный срок родился сын Валерий.) Особенно мечтают о хромовых сапогах последней моды едущие в столицу – Москву. Там есть где щегольнуть в них.
Мечта после демобилизации ехать в модной обуви домой через Москву у меня созрела в связи с решением поступить в аспирантуру Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Уцелел на фронте, знаю немецкий язык, основы марксизма-ленинизма, за пять лет службы в Советской армии изучил русский язык
[74], а специальные предметы – земледелие, почвоведение и микробиологию – подучу и сдам вступительные экзамены, а там и кандидатские минимумы, мечтал я, и решил поступать в аспирантуру обязательно. Стаж практической агрономработы имелся: с июня 1939-го по 20 ноября 1940 года я был главным агрономом Ляховецкого района Каменец-Подольской (ныне Хмельницкой) области. Поеду в Москву, разведаю, с чего начинать оформление документов, решил я.
А тут, кстати, предстояла демобилизация по статье «как специалист народного хозяйства». Народное хозяйство было разрушено войной, ждало восстановления и развития. Стоял ноябрь 1945 года, уже месяцев пять, как мы прибыли из Германии в Баку вместе со штабом 69-й армии, которой командовал генерал-лейтенант Колпакчи (на базе нашего соединения возник Бакинский военный округ). И каждый день ждали мы заветного дня – дня демобилизации из Советских Вооружённых Сил и перехода в «гражданку». Мы знали, что при демобилизации выдают пособие в денежном выражении – тысячи две-три, кому сколько – в зависимости от воинского звания и должности. Наконец-то перед ноябрьскими праздниками о демобилизации заговорили всерьёз. Можно было уже заказывать изготовление сапог у сапожников города Баку. Недалеко от центра с помощью расспросов у горожан нашли мастера. Сапожников знают многие, разыскивать особенно не довелось.
– Салям аллейкум! – поздоровался я при входе в полуподвальное помещение, в котором работал сапожник. – Скоро, на днях, демобилизуюсь и в изготовленных вами хромовых сапогах еду в Москву поступать в аспирантуру. Договорились?
– Аллейкум салям, – ответил мастер, но тут же напомнил, что за срочный заказ оплата раза в два дороже.
