После защиты меня оставили в Почвенном институте АН СССР, где я проработал до 1958 года.
ПЕСНЬ БЕЗ ПОДДЕЛКИ О «КОРЕННОЙ ПЕРЕДЕЛКЕ»
Песнь о Бушинском воспевается
В стиле Пушкина с содержанием новым —
О глине, которая называется
«Горизонтом рудяковым»,
Об одной теории смешной,
Называемой «переделкой коренной».
А впрочем, вы можете разобраться сами,
Какими он занимался чудесами.
Как ныне Бушинский собрал себе рать
Для подвигов славных и смелых.
«Ведь предки, – он молвил, – и землю пахать,
Как видно, совсем не умели.
Залог урожая таится в глубинах,
Мы будем до метра пахать для почина.
Плантажным плужищем мы вывернем глину,
Хоть пашет для нашей идеи он мелко.
А всю эту, в общем и целом, картину
Решил я назвать „коренной переделкой“».
И все подтвердили кивком головы:
«Великое дело задумали Вы».
«А кстати, придётся вам всем записать, —
Добавил он, сдвинувши брови, —
Что глину не глиной именовать,
А так: „горизонт рудяковый“».
Ликует Бушинский и славою пьян.
В ту пору пришёл в аспиранты Балтян.
Вот в Щапово едет Бушинский в авто.
С ним Алов, и Чёрный, и Гитман.
И видят: лопатой Балтян на плато
Копает размеренным ритмом.
Фигура как в статуях древнеафинских.
И вот подъезжает к Балтяну Бушинский.
«Скажи мне, Балтян, что ты грустный такой?
Что тело твоё почернело?
Я вижу, с лопатой тебе нелегко,
А как с диссертацией дело?
Не бойся, открой свои мысли правдиво,
В награду ты в будущем станешь счастливым».
«Не мне Вас бояться с лопатой в руках,
Исследуя почву и глину,
Пять лет под огнём я провёл на фронтах,
Пока не дошёл до Берлина.
Я истине с раннего детства служу,
А мысли свои я сейчас изложу.
Запомните ныне мои Вы слова,
Проверьте мои все таблицы.
На глине не хочет расти ни трава,
Ни рожь, ни овёс, ни пшеница.
Три года провёл я в упорных трудах
И вижу я Вашей теории крах!»
«Так вот где таились, – Бушинский вскричал, —
Крамольные мысли о глине!»
Но он не имел ни коня, ни меча,
Сидел он на автомашине.
Шофёр по асфальту даёт полный газ,
Бушинский в уме составляет приказ.
«Изгнать, растереть, растоптать, раскромсать,
Терпеть не могу возражений!
Со мной заодно моя верная рать,
Досель я не знал поражений!!!»
И грозным приказом был изгнан Балтян,
Увидевший в глине какой-то изъян.
Пирует Бушинский с дружиной своей,
С ним Чёрный, и Гитман, и Алов.
Не слышно бряцанья щитов и мечей,
Зато разговоров немало.
Они вспоминают, какие проделки
Свершали они в «коренной переделке».
«А где этот самый громило Балтян? —
Припомнил в раздумье Бушинский.
– Такой же ли он и досель критикан,
Как враг мой, профессор Качинский?»
И внемлет ответу: «Он жив и здоров,
И будто бы даже к защите готов!»
Шумит и клокочет наполненный зал.
То плещет в ладоши, то смолкнет.
Три дня напряжённо Балтян защищал
Уверенно, смело и колко.
Поникла и пала Бушинского рать,
Никто не успел с поля боя удрать.
На тризне плачевной не плакал никто,
Ни воплей, ни жалобных песен.
Никто не принёс ни венков, ни цветов,
Никто не убавился в весе.
И вспомнили только, какие проделки
Бушинский творил с «коренной переделкой».
К. Балтян, самое начало 1950-х годов
Как начальник штаба 3-го вдап отличился при форсировании Днепра (1943 г.). Несмотря на бомбёжку и обстрел, полк переправился «без потерь матчасти и личного состава». После переправы Гришин «лично участвовал при выводке батарей на прямую наводку, в результате чего все контратаки были отбиты с большими для него потерями».
Дрался за гору Маковку на Карпатах (где во время Первой мировой войны русские войска нанесли поражение австрийцам и набранным из националистов «Украинским сечевым стрельцам»). Рубеж был удержан, а немцы понесли ощутимые потери.
