Устная история – это история отдельных судеб, рассказанная конкретным человеком, свидетелем эпохи. Это история дописьменных и бесписьменных народов, которые в устной форме передавали социальный опыт, знания, традиции и тем самым обеспечивали социальное единство и преемственность поколений. Не случайно известный отечественный исследователь культуры Ю.М. Лотман отмечает, что «культура есть нечто общее для какого-либо коллектива – группы людей, живущих одновременно и связанных определенной социальной организацией. Из этого вытекает, что культура есть форма общения между людьми, и возможна лишь в такой группе, где люди общаются»
[309]. История выступает элементом культурной системы, обеспечивающей процесс трансляции знания.
Д. Вебер понимает устную историю как систему «специально разработанных и постоянно развивающихся и создаваемых методов, с помощью которых исследователь в области социологических и гуманитарных наук получает новые сведения, а именно на основании устного сообщения лиц, бывших участниками или свидетелями данного события, процесса или эпохи, которые изучает исследователь, или лиц, чьи индивидуальные воспоминания, мнения и взгляды могут обогатить знания исследователя как о них, так и о рассматриваемой проблеме вообще»
[310].
Особое распространение устная история получает во второй половине ХХ в. Это связано с совершенствованием технологической базы исследований и осознанием историками того, что письменные источники не всегда могут быть достоверными и объективными. Совершенствуя методы анализа документов, чтобы убедиться в достоверности изложенной в них информации, историки обращаются к свидетелям эпохи и исторических процессов, участникам тех или иных событий. Впервые используя магнитофоны, стал записывать воспоминания профессор Колумбийского университета Алан Невинс в 1948 г.
[311] И с этого времени начинается второе рождение устной истории, данный метод получает большую популярность среди исследователей.
В отечественной исторической науке обращение к устной истории происходит в конце 80-х – 90-х годов ХХ в. Распространению данного метода способствовало освобождение исторической мысли от диктата марксистко-ленинской идеологии и контроля партии над общественной мыслью. Интеграция отечественной науки в мировое пространство приводит к заимствованию передового западного опыта: методов, концепций и теорий.
В последние десятилетия ХХ в. историческая наука переживала кризис методологических изысканий. Эта проблема актуальна не только для исторического познания, но и для всего социально-гуманитарного знания. Происходит разочарование в глобальных историко-теоретических построениях, не способных достаточно четко и объективно удовлетворить запросы времени. Культурная картина постмодерна проявляется в распаде единого, цельного образа на фрагменты, характеризуется отсутствием единого представления об историческом прогрессе и его последствиях. Как отмечает Е.Н. Стрекалова, «с критикой прежде накопленного знания появляются попытки новой интерпретации исторической реальности, в частности, с позиции местной, локальной истории»
[312].
Культурологический поворот, произошедший в социально-гуманитарных науках в последнее десятилетие ХХ столетия, приводит к институционализации новых предметных областей: социологии культуры, новой локальной истории, истории ментальностей и повседневности, исторической антропологии, микроистории. Данный сдвиг выводит на арену исторического познания «маленького человека», который до этого момента находился на периферии исследовательского интереса. Проблемы и явления, ранее не привлекавшие внимание ученых, становятся значимыми и актуальными. Смещается фокус внимания исследователей: от анализа глобальных процессов к изучению субъективного восприятия социальных процессов и трансформаций обывателем, типичным представителем социума. Сужаются территориальные рамки исследований, что позволяет выявить специфику исторического развития конкретного региона.
Переход к новой локальной истории, базирующейся на устной истории, по мнению П. Томпсона, дает возможность построить историческое знание по принципу «истории снизу вверх», то есть молчаливое большинство обретает голос и события в их интерпретации становятся значимыми для исследователя. Важным становится понять, как преломляется оценка событий отдельными людьми, особенно в экстремальных условиях
[313].
Длительное время в отечественной исторической науке крестьянская жизнь, быт данной социальной группы не привлекали должного интереса исследователей. Крестьянство составляло молчаливое большинство, к истории которого обращались лишь при интерпретации фактов социального протеста или процесса экономического развития. В советское время крестьянство рассматривали в рамках классовой парадигмы как сторонника пролетариата, а самая передовая часть данной социальной группы непременно трактовалась как реакционная, носитель буржуазных элементов в сельском социуме.
Между тем российское общество длительное время оставалось крестьянским, большинство населения вплоть до середины ХХ в. было занято в сельскохозяйственном производстве. Вследствие этого российская культура несет в себе элементы крестьянской ментальности. Ее отличительными чертами являются прагматизм, смекалка, трудолюбие, духовность, сострадание, умение приспособиться к любым условиям внешней среды, инициативность. Все это способствовало сохранению духовной связи между поколениями в период масштабных потрясений российской истории.
В отечественной исторической науке поворот к духовному миру крестьянства, к его повседневным заботам и переживаниям был предпринят в середине 80-х годов ХХ в. П.С. Кабытовым, В.А. Козловым, Б.Г. Литваком
[314]. В своем исследовании они подчеркивают, что «не только выдающиеся личности, но и “простые люди”, “массовый человек” могут и должны быть предметом специального исторического исследования»
[315].
ХХ в. в истории российского государства оказался временем масштабных социально-экономических и политических трансформаций: череда революций, мировых войн, смена политических курсов и векторов социально-экономического развития. Данные трансформации остро поставили вопрос о национальной идентичности: «Кто Мы?», «Для чего Мы?», «Что наше прошлое?» и «В чем наше будущее?». Ответить на эти вопросы не только очень сложно, но однозначно – невозможно.
