Карл Люгер, мэр Вены и убежденный антисемит, привлекал Гитлера еще сильнее. Количество въезжающих в город било все исторические рекорды, и такими же темпами росла популярность Люгера. Он мастерски выставлял себя защитником австрийцев, опасавшихся, что их место в обществе займут иностранцы. Лозунг «Поможем маленькому человеку» находил отклик в сердцах тех, кто опасался, что их язык, культура и политическое превосходство окажутся под угрозой
[225]. Феликс Зальтер, популярный австрийский прозаик того времени, писал о Люгере:
Он подчиняет себе все, что пугает и сковывает массы. Он свергает это страшное и со смехом топчет его. Сапожники, портные, извозчики, зеленщики и владельцы лавок ликуют, исполненные энтузиазма… Он играет на всех качествах низшего класса Вены: отсутствии интеллектуальных потребностей, недоверии к образованию, пьяной глупости, любви к уличным песням, приверженности старине, безграничном самодовольстве; и эти люди неистовствуют, радостно неистовствуют, когда он обращается к ним
[226].
Карл Люгер витийствовал: «Земля, на которой стоит старый имперский город, – немецкая земля, и она останется немецкой. Вена ни в коем случае не должна делать уступок славянскому элементу, наводнившему центр империи. Напротив, именно чехи и другие народы, которые пользуются ее гостеприимством, должны перестать демонстрировать принадлежность к своему племени и приспособиться к германскому окружению»
[227].
Когда Гитлер впервые услышал демагогические речи мэра, то сразу разглядел в нем своего ментора в политике и ораторском искусстве. Та самая антисемитская риторика, которая притягивала Гитлера, столкнула Люгера с Францем-Иосифом. Император упрямо не желал признавать тот факт, что мэр Вены побеждал на прямых выборах четыре раза подряд. Пятая победа Люгера все-таки заставила его согласиться с волеизъявлением народа. В 1897 г. Люгер стал мэром шестого по размерам города в мире
[228]. Два десятилетия Люгер совершенствовал Вену и успешно управлял ею при поддержке мощного избирательного блока из старых и молодых австрийских немцев, консервативных католиков, прогабсбургских монархистов. Дети и подростки вовлекались в его движение через песни, лозунги, массовый отдых, красивую форму. Гитлера зачаровали политическое мастерство и смекалка мэра
[229].
Каждый четвертый венец утверждал, что имеет чешские корни, но самые колкие высказывания на тему расы мэр адресовал евреям. «Покончим с еврейским терроризмом» – этот боевой клич звучал на его многолюдных политических митингах
[230]. Это был точный политический расчет. В Кракове, Будапеште и Праге евреев жило больше, чем в Вене, но именно в столице империи Габсбургов они имели все возможности для получения образования, политических свобод, продвижения вверх по общественной лестнице. Почти половина учащихся старших классов и треть студентов университета были евреями
[231]. Слова Люгера лишь подкрепили параноидальные теории заговора Адольфа Гитлера. Дважды он не сумел поступить туда, куда хотел. Дважды его талант и гений не разглядели академики, вовсе не евреи, но почему-то именно евреев он винил в своем провале. На труд он смотрел совершенно иначе, чем многие трудолюбивые иммигранты, но и их успехи, и свои неудачи он приписывал евреям.
Зажигательные речи мэра целительным бальзамом ложились на беспокойную душу Гитлера. Люгер вещал: «Здесь, у нас дома, все влияние на массы сосредоточено в руках евреев, большая часть прессы тоже в их руках, скорее всего, подавляющая часть капиталов в их руках, а главное, все крупные предприятия и торговля тоже в руках евреев, и они развязали против нас такой террор, страшнее которого мы еще не видели»
[232].
Неистовый расизм Люгера должен был найти разрядку в насилии, но, к разочарованию и досаде Гитлера, он так и не выполнил ни одной из своих угроз. Сторонники мэра «на своих цепочках для часов носили брелоки в виде фигурки повешенного еврея», но ни одного еврея не повесили на самом деле
[233]. В конце концов Люгер поутих и даже завел дружбу с некоторыми евреями, чтобы заслужить расположение двора Габсбургов. Такое поведение раздражало Гитлера, но он неизменно восхищался политическими и ораторскими навыками мэра.
10 марта 1910 г. смерть Люгера свела художника, императора и эрцгерцога. Адольф Гитлер, Франц-Иосиф и Франц-Фердинанд скорбели вместе с четвертью миллиона венцев о том, что диабет унес жизнь шестидесятишестилетнего мэра. Друзья и враги ненадолго оказались в одном стане. Император и эрцгерцог возглавляли траурные церемонии в соборе Святого Стефана.
Франц-Иосиф никогда не был расположен к популярному мэру. Эрцгерцог, наоборот, искренне им восхищался
[234]. Когда Франц-Фердинанд женился на Софии Хотек, Люгер публично назвал их союз «триумфом сердца»
[235]. Эрцгерцог не забывал таких жестов. Никакой другой высокопоставленный человек в Вене не отважился приветствовать его неоднозначный брак.
Потом Гитлер писал, что он был одним из сотен тысяч людей, следивших за огромной похоронной процессией, которая сопровождала тело покойного мэра. Гитлер считал, что с фатальной неизбежностью государство шло к своему разрушению, несмотря на все усилия этого человека
[236].
Летом того же года партнер Адольфа Гитлера Рейнгольд Ганиш был арестован за утаивание части прибыли, полученной от его рисунков. Ганиш недооценил Гитлера. Ему казалось, что он сумеет манипулировать своим товарищем и пользоваться им. Потом еще не один человек сделает такую же роковую ошибку, и всякий раз последствия будут катастрофическими. Гитлер подал в суд, взял в свидетели своего еврейского приятеля по общежитию и выиграл дело
[237].
