День тезоименитства Франца-Иосифа был для Алоиза почти религиозным праздником; баки он стриг точно так же, как «его высший повелитель император», и постоянно унижал, дразнил и избивал своих детей
[29]. Но те люди и ценности, которым поклонялся Алоиз Гитлер, не существовали для его сына Адольфа. Еще младшим школьником Гитлер обрел родственную душу в своем любимом учителе. Доктор Леонард Петш, махровый расист, фанатичный германский националист, все время зло вышучивал Габсбургов и их многонациональную империю. Потом Гитлер писал о Петше, что его красноречие не просто зачаровывало, а буквально заставляло забывать о себе. Именно тогда, по словам Гитлера, он сам стал революционером.
На самом деле было не совсем так: Гитлер бунтовал уже в начальной школе. Он задирал других детей и постоянно препирался с преподавателями Закона Божьего, особенно с отцом Салиасом Шварцем. Католическую церковь с ее бесчисленными ритуалами и Габсбургскую монархию времен его детства большинство австрийцев воспринимали как единое целое. Отец Шварц учил: «В сердце у тебя должны быть идеалы нашей возлюбленной страны, нашего возлюбленного дома Габсбургов. Кто не любит императорскую семью, тот, значит, не любит церковь, а кто не любит церковь – не любит Бога». Гитлер только хохотал в ответ. Тогда-то священник и сказал его матери, что ее сын – «погубленная душа»
[30]. Как и многие австрийцы, Адольф Гитлер, революционер, не веривший в душу, полагал, что революция невозможна, пока жив престарелый император. И реформаторы, и революционеры были убеждены: перемены наступят только тогда, когда Франц-Иосиф уйдет вслед за сыном и упокоится на императорском кладбище Вены рядом со своими ста двенадцатью предками. Даже сам император в душе опасался, что после него разразится революция, и не считал своего племянника Франца-Фердинанда способным ее предотвратить. Гитлер страшился противоположного. В эрцгерцоге он видел человека, который мог бы разжечь революцию, раздав немецкую Австрию ее же этническим меньшинствам, а это было полностью противоположно его взглядам
[31].
После смерти Рудольфа Франц-Фердинанд мало говорил, в каком направлении он двинет величайшую многонациональную империю Европы
[32], но брак, заключенный им в 1900 году, кое-что прояснил. Чистокровный Габсбург мог бы жениться на принцессе-немке из любого королевского или императорского дома Европы. А он остановил свой выбор на славянке, чешской графине, которая для убежденного расиста Гитлера была унтерменшем, недостойным звания человека опасным даром крупнейшего этнического меньшинства империи
[33]. Для него этот брак был настоящей мерзостью, доказательством все более сильного ухудшения породы, вырождения, ассимиляции, угрожавшей австрийским немцам. Еще больше Гитлер негодовал, что эрцгерцог с семьей предпочитал жить подальше от Праги, в богемском имении жены, а не в любом из множества своих австрийских дворцов
[34]. В глазах Гитлера Франц-Фердинанд был предателем своих германских корней, излишне терпимым к этническим и религиозным группам, отравлявшим Австрию
[35].
Шесть веков Габсбурги увеличивали свою империю не только при помощи прусских мечей и войн, которые доктор Петш превозносил на своих уроках, но и в брачной постели
[36]. Результатом стали двенадцать очень разных национальностей, сотни этнических групп, бесчисленные религиозные традиции, а в целом более пятидесяти миллионов человек под скипетром Франца-Иосифа. Ни одна другая империя на земном шаре не была столь неоднородна
[37].
Как главу государства дядю Франца-Фердинанда приветствовали более чем на дюжине языков в тысячах классов по всей Центральной Европе. Для австрийцев он был императором, для Венгрии, Богемии, Хорватии, Словении, Далмации и Галиции – королем, для Кракова – великим князем, для Трансильвании – великим герцогом, а для Лотарингии, Зальцбурга, Штирии, Каринтии, Силезии и Модены – герцогом правящим
[38]. Титулы, история, традиции, семейные связи и личная преданность Францу-Иосифу сделали «лоскутное одеяло» Габсбургов одной из крупнейших, богатейших и сильнейших империй на Земле. Гитлер ненавидел открытые границы и разнообразие, которые превозносили Франц-Иосиф и Франц-Фердинанд. Для него иммигранты были чем-то вроде рака, который пожирает его будущее и уничтожает Австрию. Их достижения уязвляли его потому, что мечты о карьере художника или архитектора рассыпались в прах. Именно в годы жизни в Вене он пришел к твердому убеждению: иммиграция поглощает и уничтожает немецкий народ, язык и культуру. На взгляд Гитлера, смешение рас, культур, языков и религий было чревато маргинализацией немецкого населения Австрии, превращением его в меньшинство в своем же собственном доме
[39]. Сосед по комнате Август Кубичек вспоминал: «Его гнев обернулся против самого государства, против этой мешанины из десяти или двенадцати или бог знает скольких народов, против этого монстра, созданного браками Габсбургов»
[40]
[41].
Вена времен Габсбургов лишний раз убеждала Гитлера, что лишь политическое потрясение или война спасут немецкую Австрию от наплыва иммиграции и ассимиляции. Император Франц-Иосиф, казалось, в упор не видел опасности, но, по крайней мере, его женой была немка, настоящая принцесса из Баварии. Франц-Фердинанд, его непопулярный наследник
[42], женившись на графине-чешке, стал для Адольфа Гитлера самым ненавистным из Габсбургов
[43]. За много лет до того, как снедавший его антисемитизм открыто проявился в Вене, именно на одноклассников-чехов, а вовсе не на евреев он со всем пылом молодости изливал свое презрение. Брак эрцгерцога подтверждал его худшие подозрения: Франц-Фердинанд и его чешская жена, по мнению Гитлера, стояли за славянизацией, маргинализацией и разрушением немецкой Австрии.
