Нас отводят обратно по палатам. Наконец, я смогу спокойно смотреть на узоры. Может быть даже посплю, если потолок станет тусклым.
* * *
— Джонни, давай с тобой поговорим. Ты же любишь со мной говорить? — спрашивает меня Доктор.
Сегодня он пришёл ко мне один.
Мы сидим рядом друг с другом и общаемся.
— Да, мне нравится. Мы играем и говорим. Вопрос-ответ, да? — отвечаю я ему.
— Конечно, Джонни. Наша любимая игра. Кто начнёт?
— Ты. У тебя интересные вопросы! Они делают щекотку в моей голове.
— Хорошо. Ты помнишь, как попал сюда?
— Ты уже спрашивал. Я отвечал. Могу повторить. Открыл глаза и лежу в комнате. Всё вокруг белое. Заходят люди в белом. Так мы и познакомились, — улыбаясь, говорю я.
Доктор задумчиво посмотрел на меня и улыбнулся в ответ. Это-то мне в нём и нравилось. Он не боялся улыбаться. А его большие рыжие усы делали улыбку ещё смешнее.
— Помню, Джонни. Но чтобы было раньше? До того, как ты попал к нам? Корабль «Синяя птица», люди на нём, ты у них в гостях, помнишь?
— Неа. Звучит, как сказка. Хорошее название для неё. «Синяя птица». А про что она?
— Да, может это и сказка. Но очень страшная. Я бы даже сказал ужасная.
— Сказки такими не бывают. Они всегда добрые. А если в них и есть плохое, то хорошее его всегда побеждает.
— Ты прав, Джонни. В этой сказке всё так и есть. Именно поэтому ты сейчас говоришь со мной.
— Расскажешь мне её? — я умоляюще посмотрел на Доктора.
Он редко рассказывал истории, но они всегда были классными.
— Может быть. Если не будет дальнейших продвижений, то да. Завтра.
Я улыбнулся. Он тоже.
Минуту мы смотрели друг на друга и улыбались. Так хорошо и весело! Пусть так будет всегда.
— Давай ещё один вопрос, Джонни. Про твоё имя. Кто тебя так назвал? Мама, папа?
— Неа. У меня не было мамы и папы, это я помню точно. Мой друг. Он бездушный и очень умный. Такой, как ты. Постой. А у тебя есть душа?
— Наверное, да. У каждого человека есть душа. Но ты сказал, что у твоего друга её нет. Почему?
Я задумался. В голове что-то защекотало. Захотелось почесаться, но я смог только поскрести макушку. Потом затылок. Ещё висок.
Вспомнил!
— Он робот! Мой друг робот. Железный и болтливый. Но у него нет тела. Он мог жить в других железках. И учить меня. А ещё говорить смешные вещи. Как ты, Доктор.
— Это прогресс, Джонни. Ты молодец!
— А можно теперь мой вопрос?
Доктор кивнул головой, разрешая.
— Где мы живём?
— Уточни. Это слишком общее понятие.
— Ну, где мы сейчас живём. Как называется это место, где находится?
Я сам удивился своему вопросу. Эта мысль появилась у меня в голове случайно. Наверное, я слишком сильно её чесал.
— Мы на астероиде. А если быть конкретней, то внутри него, — немного напрягшись, ответил Доктор.
Почему он волнуется? Может, это неправильный вопрос. Но что-то внутри продолжало свербеть, и я уточнил.
— А что мы здесь делаем?
Доктор потрогал свои смешные усы и нахмурился.
— Мы лечим людей, — произнёс он.
— Я тоже доктор?
— Нет, Джонни. Я — доктор. И другие люди в белом тоже. Все, кто в зелёном, наши пациенты.
— Но, я же в зелёном. Очень приятном зелёном. Он пахнет мятой. Это значит, что я больной?
— К сожалению, да.
— И чем я болею?
— У тебя диссоциативное расстройство идентичности.
— Я не понимаю, Доктор.
Неожиданно мне стало грустно от собственной глупости. Так много сложных и непонятных слов. И я не мог их обдумать.
— Да, извини. Совсем забыл.
Ты псих, Джонни! Долбанный шизанутый псих! Слышишь?! Как тебе такой прикол? А хочешь я покажу тебе, что случилось на «Синей птице»? О! Там был жёсткий угар! Всем понравилось! Даже, тем, кто висел на стене с выпущенными кишками. Они охрененно повеселились. Как и мы! Помнишь, Джонни?
Мне даже нравится называть тебя таким дебильным именем.
Джонни. Так тупо, что даже смешно.
Я закричал.
Кто-то в моей голове стал говорить со мной. Мерзко. Гадко. Больно.
Щекотка ушла. Теперь вместо неё горел огонь. Мои мозги плавились и вытекали через уши на пол. Я стал ползать, чтобы собрать их и запихнуть обратно.
Жжётся! Дико жжётся!
Кричу.
В меня втыкается игла. Прямо в шею.
Холодно. Жар уходит.
— Спасибо, — шепчу я.
Засыпаю.
* * *
Сегодня в столовой многолюдно. Наверное, потому что дают тыквенный пирог. До этого я ел его один раз, и он мне очень понравился.
Может теперь все решили его попробовать?
Сажусь за стол. Начинаю есть. Вкусно!
Меня кто-то толкает. Так неудачно, что вся моя еда валится вниз.
Некрасиво. Всё заляпано. Я грязный.
Поворачиваюсь.
На меня злобно смотрит большой человек. Он действительно очень большой. Огромный!
— Зачем ты это сделал? — спрашиваю я его.
— Захотелось, — ухмыляясь, говорит он.
— Это плохое желание. Видишь, теперь вся моя еда на полу. Придётся идти за новой порцией.
Я встаю. Он хватает меня за плечо и тянет вниз.
— Можешь не волноваться. Я и её брошу на пол. А потом тебя. Сделаю бутерброд. Моя нога, твоя рожа и галимая хавка.
Ну как тебе?
— Тоже плохое желание. Ты какой-то странный. Я пересяду.
Пытаюсь вырваться из его руки и отойти. Он не отстаёт.
— Послушай, дебил. Здесь теперь другие порядки. Как я скажу, так и будет.
Я молчу. Мне нечего сказать.
— Ну что молчишь? Язык в жопу засунул? Так я тебе ещё туда кое-что засуну. У нас в тюрячке такие, как ты на расхват были. Сладенькие. Покладистые.
Сегодня мой первый день в этой сраной богадельне, и я намереваюсь шикарно отдохнуть.
А ты мне в этом поможешь. Да, куколка? — он силой посадил меня обратно и прижал к себе.
— Умничка. Понимаешь, кого нужно слушаться. Может ты и не псих совсем? Смотри, какой чистенький и вкусно пахнущий, — сказал он мне прямо на ухо.
Псих! Ты долбанный шизанутый псих, Джонни!
