– И для человека, и для собаки, и для лошади…
– И для кота?! – машинально уточнила Надежда.
Виктория вместо ответа взглянула на нее как на
душевнобольную.
– При чем тут кот? Твое счастье, что недолго. При более длительном
контакте начинаются симптомы, сходные с гипоксией… с кислородным
голоданием. – Виктория поспешила перевести латинский термин. –
Сначала повышенная утомляемость, головные боли, головокружения, обморочные
состояния… Потом быстро развивается слабость, почечная и сердечная
недостаточность…
Надежда внимательно слушала страшные медицинские термины,
которыми сыпала Виктория, и торопливо вспоминала свои собственные ощущения
после визита к Зинаиде и то, что ей рассказывала о своем недуге сама Зинаида.
– А губы синеют? – спросила она, вклинившись в
медицинский монолог.
– Синеют, синеют, – радостно подтвердила Виктория и
уставилась на Надеждино лицо. – У тебя вроде цвет губ нормальный.
– Это помада французская, «Буржуа», – пояснила
Надежда, – а там под помадой, они синие, ты не сомневайся.
– Плохо, – озабоченно произнесла Виктория. – Ты же
говорила, что недолго сосуществовала с цветком. Надо врачу показаться, а пока
хотя бы витамины попей и молоко с медом.
– А если больше доза? – с безжалостным пристрастием
папарацци допрашивала Надежда.
– Я же тебе сказала – летальный исход.
– Ну а как выглядит труп? Есть какие-нибудь характерные
признаки?
Виктория пожала плечами и задумчиво закурила новую
«беломорину». Надежда закашлялась и отодвинулась подальше.
– Характерные признаки? Ну, я не знаю… Я, конечно, трупов
таких не видела, но вообще, судя по физиологическому воздействию флюосцина,
должен присутствовать синюшный оттенок тканей… Ой, Надя, извини, тебе дым
мешает? – Виктория придвинулась к вытяжному шкафу и выдохнула в него
зловонное облако.
Надежда приободрилась и снова подсела поближе:
– Лицо синее?
– Ну я же говорю: синюшный оттенок.
– А руки сводит у покойника?
– Руки? – Виктория задумалась. – Да, вроде должно
проявиться достаточно характерное судорожное оцепенение. А что такое?
Кто-нибудь уже… оцепенел?
– Есть подозрения, – осторожно ответила Надежда. –
А скажи, по таким симптомам могут поставить диагноз – инсульт?
Виктория пожала плечами и снова затянулась «Беломором».
– Ты же знаешь, Надя, наших бесплатных медиков… Они ведь
только две причины смерти пишут – инфаркт или инсульт.
– Платные ничуть не лучше, – вставила Надежда, вспомнив
два-три эпизода из своей небогатой практики.
– Они те же бесплатные, только за деньги, – ответила
Виктория несколько странной фразой, а затем пояснила: – По сути своей они точно
такие же, как бесплатные, а от того, что ты им платишь, сущность не меняется. А
вообще по внешнему виду трупа можно предположить инсульт. Если, конечно, не
делать вскрытие, биопсию и прочее… Но вот что интересно, – проговорила
Виктория задумчиво, как бы сама себе, – откуда взялся этот флюосцин?
– А в чем дело? – Надежда сделала стойку.
– Дело в том, – Виктория подняла на нее глаза, –
что этот несчастный флюосцин доступен очень узкому кругу людей, и большую часть
этих людей я знаю. Поэтому вся эта история мне очень не нравится…
– Да сейчас, по-моему, кто угодно может за деньги хоть
атомную бомбу достать. Столько всяких «горячих точек», и вокруг них только тем
и занимаются, что продают оружие и всякую прочую дрянь. Да из-за границы опять
же ничего не стоит привезти…
– Нет, Надя, ты не поняла. – Виктория погасила
очередной окурок и потянулась за следующей папиросой. – Это всяких
автоматов и пистолетов расплодилось бессчетное количество, допустим, и бомб… А
флюосцин – вещь редкая, мало кому известная, производится в лабораторных
условиях и в очень ограниченном количестве. Не то что за границей – его даже в
других городах почти нет…
– Так он что – очень редкий и дорогой?
– Да нет. – Виктория поморщилась. – Редкий-то
редкий, но не слишком дорогой – ингредиенты дешевые, процесс получения хоть и
сложный, но недорогостоящий. Короче, знаешь, как в анекдоте – он потому
неуловимый, что никому и на фиг не нужен. Вот я и думаю: если ты где-то нашла
цветок, обработанный флюосцином, то к этой истории причастен кто-то из моих
коллег-химиков. Подожди, Надя, немножко, не поднимай вокруг этой истории шума,
я сначала тихонько выясню, у кого флюосцин пропал.
– Давай перешерсти всех своих коллег, да только по-быстрому
– время дорого.
Виктория внимательно посмотрела Надежде прямо в глаза:
– Слушай, давай бросим этот треп. Я тебя спрошу прямо и
честно: как по-твоему, есть в этом деле с цветком криминал? Ты не стесняйся,
рассказывай. Я тут на кафедре токсикологии такого повидала, что если в
подробностях рассказывать…
– Верю! – поспешно согласилась Надежда. – Верю без
подробностей. Труп, во всяком случае, есть в этом деле. А вот криминальный он
или нет – это еще надо выяснить.
– Уж не сама ли ты выяснять вздумала? – нахмурилась
Виктория. – Надя, этим должны заниматься…
– Компетентные органы! – подхватила Надежда. – Так
что давай быстренько выясняй, откуда этот флюосцин взялся, потому что там
неясно, кто этот чертов цветок принес в квартиру. Девушка умерла. И
родственников у нее никого здесь нету. А вот когда точно будем знать, откуда
яд, тогда и в милицию можно пойти. Потому что меня-то они не больно слушать
будут, а вы все же лица официальные.
– Да-да, – рассеянно кивнула Виктория.
Надежде пришлось напомнить себе, что она знает свою бывшую
одноклассницу много лет и что Виктория никогда не станет покрывать халатность и
невнимательность коллег, если дело касается смерти человека. Не станет она
беречь честь мундира – во всяком случае, Надежда очень надеялась с ее помощью
хотя бы узнать, откуда мог взяться злосчастный цветок, буквально напоенный
ядом.
Виктория закрыла за Надеждой двери лаборатории и ненадолго
задумалась перед раскрытой записной книжкой. Потом сделала несколько звонков,
но неудачных – нужных людей не застала на месте, а те, кого застала, не могли
дать полного ответа на интересующий ее вопрос – кто мог в последнее время
работать с флюосцином? За каким чертом он кому-то понадобился?
Профессор взглянула на часы и заторопилась на лекцию, решив
продолжить поиски вечером. На лекции она была непривычно рассеянна и даже не
делала обычных своих язвительных замечаний парочкам, специально усевшимся на
заднем ряду, чтобы обниматься. Они бы с удовольствием вообще не ходили на ее
лекции. Но Виктория обладала феноменальной памятью на лица и помнила всех, кто
прогуливал. А потом на экзамене бедолагам приходилось туго.
