Если порция тетродотоксина рассчитана верно, примерно через 60 часов организм справляется с отравлением и одаренный приходит в себя, получив в виде бонуса слабый иммунитет к ядам. Однако все три дня до этого отравленного одаренного крайне сложно отличить от обычного трупа.
— Всё, мужики! Можно начинать, — Хриплый обошел койку с Робертом, подойдя к храбрецу и девушке в коме. — С этими я сам разберусь. А вы действуйте, как и договаривались. Пишете, что смерть наступила из-за кровопотери. Устраивайте проводы, а потом я его у вас забираю.
Ворошилов оглянулся на начальство и то согласно кивнуло.
— Мы согласны. Мэрия возьмет все расходы на себя.
Спицын, повернув голову и продолжая дышать куда-то в сторону, показал Хриплому большой палец в знак согласия. Он свою работу здесь уже выполнил. Главный свидетель по делу Корзы будет скрыт через программу защиты свидетелей.
В следующий час в больнице начался форменный спектакль. Менты ушли, оставив Хриплого присматривать за подопечными. Спустя двадцать минут в палату зашла дежурная медсестра, которая и заметила, что у Роберта Кхана не прослеживается пульс. Попытка реанимации ни к чему не привела. Стоящие в коридоре зрители получили желаемое зрелище. Официальная причина смерти: «Осложнение, возникшее после двух пулевых ранений и проведенной операции. Пациент так и не пришел в сознание».
Новость о смерти Роберта Кхана разместили в социальных сетях и специальном форуме, где родственники похищенных Корзой людей обменивались информацией. Текст сообщения получился ярким, эмоциональным, с сочными деталями, описывающим героические действия Роберта Кхана на вокзале. С приложенной фотографии читателю некролога улыбался парень с парой книг, стоящий около клуба. Мир Тальзеура лишился едва обретенного героя.
Тем же вечером журналисты раструбили новость о смерти Роберта по всем местным телеканалам. Спицын сделал всё возможное, чтобы люди Корзы передали эту информацию своему боссу. Нет Роберта, а значит, и мстить некому.
Сообщение достигло получателя! Посмотрев новости, Корза швырнул кружку в экран монитора так, что та пробила корпус насквозь.
— Не-ве-рю! Не-ве-рю! Не-ве-рю! — синтезированный голос доносился из модулятора, закрепленного на горле «Хозяина имен». Кража чужих имен имела неприятные последствия для Корзы. Он временно лишился дара речи. — Най-ти и уни-что-жить Кхана!
И подчиненные Корзы оказались весьма-а-а находчивы!
Мэрия согласилась взять на себя расходы, связанные с похоронами погибших, и включила имя Роберта Кхана в число таковых, устроив на следующий день запланированную ранее траурную процессию. И Хриплый и Спицын знали, что Кхану деваться некуда и он согласится на мнимую смерть. Так что начало траурной процессии перенесли на сутки только из-за него.
На следующее утро толпа из родственников погибших пронесла четырнадцать гробов от центральной городской больницы до здания церкви. В ней местный священник провел отпевание, а друзья и родители смогли в последний раз попрощаться с погибшими.
Именно церковь являлась самым опасным моментом в плане Хриплого. Во-первых, мундирник не сказал родителям Роберта, что похороны липовые, так что его сестра Камилла там рыдала навзрыд, всё бросаясь к гробу, желая обнять любимого брата. Маман Роберта — Маргарита Кхан — пришла вся в черном и время от времени промакивала платочком уголки глаз. Вот только платочек был мокрый, а слезы фальшивыми! Хриплый видел всё в деталях, следя через камеры за обстановкой в церкви.
Как и планировалось, священник разрешил похоронить вместе с погибшими их любимые вещи. Родственников об этом предупредили накануне. Маман Роберта, поморщившись под взглядами осуждающих родственников, все же положила в гроб книжку в истрепанной обложке, которую парень, видимо, зачитывал до дыр. На корешке красовалась надпись: Джон Голд «Хризалида, полное издание».
Немного помедлив перед открытым гробом, Камилла, закусив губу, убрала свою уже приготовленную книгу и вытащила из кармана… кастет с шипами. Девушка поцеловала диковинное оружие и вложила в руки брата. Тут явно был подарок от брата к сестре. А теперь она его вернула, провожая в последний путь.
Хриплый тоже не медлил. Он договорился с одним из парней, знакомых с Робертом, чтобы тот подложил в гроб маленький баллон с воздухом, замаскированный под банку пива. Может другим и кажется, что Кхан мертв, но парень жив и дышит, черт возьми! А оказаться в гробу без запасов воздуха… да тут как бы липовая смерть не превратилась в настоящую.
Последним к гробу Роберта подошел как-то совсем уж незнакомый хмурый парень с фигурой тяжелоатлета-кавказца. Борода, смуглая кожа и волосы на руках такие, что их впору в мини-косы заплетать. Окинув труп взглядом, он буркнул «в добрый путь, братан» и сунул в ноги Роберта какую-то перевязанную книгу размером с толковый словарь. Она едва в гроб влезла, за что атлет заслужил осуждающий взгляд от попа и родственников. И ведь не уберешь ее! Каждый прощается с усопшим как может.
Родственники в последний раз простились с погибшими, после чего траурная процессия пронесла на себе гробы от церкви до ближайшего кладбища. Благо, находилось оно совсем рядом. На месте, как и полагается, гроб заколотили и опустили в могилу. Кто-то бросил горсть земли, а кто-то, как все еще плачущая Камилла и хмурый охотник с ожогом на пол лица, не смогли смириться с мыслью о смерти Роберта Кхана.
Сестра Роберта не могла смотреть, как ее брата закапывают в землю. А охотник… ему не нравилась мысль о том, что долг за спасение дочери остался невыплаченным.
* * *
Я убью Хриплого!
Я убью Спицына!
Я убью Ворошилова и всю их братию следователей!
Никогда не думал, что очнусь не в силах пошевелиться и даже глаза открыть. Полный паралич! Причем пришел я в себя в церкви, прямо во время отпевания и тут же ощутил запах благовоний и толстый слой грима на лице. И холод… будто меня опустили в ледяную воду, а я даже и пошевелиться не могу.
Когда Камилла начала рыдать над гробом, у меня кошки на сердце заскребли. И тут воспоминания потихоньку начали возвращаться. Снова сработала ассоциативная память.
Сестра — человек, ставший мне более родным, чем мать. Я вспомнил эмоции, что нас связывали, но не слова. Это сложно объяснить… словами. Будто чувствуешь что-то очень-очень теплое, нежное, заботливое и даришь то же самое этому человеку. Вот какие у нас с сестренкой отношения. Я подарил ей кастет, когда она начала работать барменом в клубе. Так, на всякий случай. А потом сам первое время сидел у бара, не давая подвыпившему быдлу до нее докопаться. Вот таким я был братом! Внешне спокойным, терпеливым, но когда дело касалось близких мне людей, котел гнева взрывался и зло выбиралось наружу. И тогда только Камилла и могла меня остановить.
А вот про мать и сказать толком нечего. Она не любит себя, не любит меня и не любит даже Камиллу, хотя сестренка любит ее всем сердцем. Всё дело в нашем отце. Первые пять лет брака у папы с мамой всё было хорошо. Потом отец исчез куда-то на два года и вернулся домой уже с маленькой Камиллой на руках. Сказал, что ее родная мать погибла и теперь она будет жить с нами. А маме — то есть моей матери Маргарите — ничего не оставалось, кроме как принять отца обратно в семью. Мне тогда было семь, но я уже понимал, что брак трещит по швам.
