Некоторые выступления на митингах становились неприкрытым и нескрываемым выражением верноподданнических чувств: «Нет более возвышенных целей нашего народа как выполнение призывов нашего Правительства». Высказывание: «…все средства, которые мы даем взаймы государству», – почти всегда звучало как «дать в Займы», что меняло изначальный смысл обыденного выражения. Образно говоря, лексическая ошибка превращала «сделку» с государством в священное жертвоприношение, ритуал, обыденное проявление патриотизма. Простые призывы, еще не преисполненные нужного трепета, тоже содержали в себе мотив верного служения государству: «Чтобы наше государство было сильным, призываю…»
546 От этих и им подобных призывов сталинскому человеку невозможно и страшно было отмахнуться, возразить или оспорить.
Все это подкреплялось ссылками на «Великого Сталина» и уверениями: «Оправдаем доверие вождя, будем бдительны в охране завоеванного мира, поможем родине своими сбережениями». На митингах участие в займе подавалось как моральный долг, этическое обязательство и подвиг служения отечеству: «Я бы, как и каждый советский человек, чувствовала себя морально подавленной, если бы не подписалась на новый заем»
547. Участников митинга отсылали к ценностям советского коллективизма. На волне обычного для таких мероприятий психологического подъема начинало казаться, что уклониться от подписки, вернее от ее непомерного увеличения, значит остаться в одиночестве, обмануть надежды товарищей, выпасть из сплоченных рядов патриотов, да еще и рискнуть показаться неблагонадежным. Люди попадали в клетку сталинской пропаганды, за ограду непререкаемых идеологических суждений. В результате: мы «все как один подпишемся на заем не менее чем на трехмесячный оклад»
548. Стандартные лозунги – «Призываю товарищей последовать моему примеру» или «Принимаю вызов капитана имярек и подписываюсь на полуторамесячный оклад»
549 – окончательно закрепляли в сознании собравшихся простую мысль: дать денег государству взаймы придется. Не исключено, что дать придется не сколько можешь, а сколько ему, государству, нужно. И сделать это надо, конечно, «добровольно» и с пониманием. Дальнейшее было делом пропагандистской техники и финансовых работников.
Необходимо отметить важную отличительную особенность подписки 1946 года в СВАГ. Мы специально искали во всех доступных нам документах хотя бы намек на недовольство или несогласие с повышенными суммами подписки. Но нам так ничего и не удалось найти. Возможно, в спокойном отношении к подписке 1946 года сказалась патриотическая инерция военных лет. Во всяком случае, на военную привычку относиться к подписным деньгам как к безвозмездному вкладу в общее дело указывает следующий эпизод. В апреле 1947 года незадолго до нового займа в комендатуре района Ауэрбах произошло странное событие. Офицер по оперативно-строевым вопросам комендатуры капитан М. не захотел брать у начальника финансовой части оплаченные облигации 1946 года на 2200 рублей. Он сказал, что «ему облигации не нужны – возьмите их обратно». Начфин настоял на своем, и капитану пришлось облигации забрать. Но на этом история не закончилась. М. на глазах у изумленных сотрудников разорвал облигации и выбросил их в урну. Началось партийное расследование. Оказалось, что капитан не имел «никакого умысла или недовольства». Он всегда подписывался на три-четыре оклада и всю войну сдавал облигации в Фонд обороны. Вот и сейчас решил сдать их государству, но раз их не взяли, а деньги за облигации уже внесены, то сами облигации уже никакой ценности для государства не представляют. Потому он их и разорвал. Встал вопрос о строгом партийном наказании. Однако партбюро учло, что поступок капитана не был злонамеренным и не содержал в себе враждебного умысла. М. был объявлен простой выговор, но со строгой формулировкой: «…за проявленную политическую отсталость и запущенность работы над собой». Начфину (беспартийному) тоже попало, поскольку он не разъяснил капитану, что нужно делать с облигациями
550. Судя по описанному эпизоду, двадцатисемилетний «политически отсталый» капитан продолжал относиться к займам как к экстраординарным мерам военного времени и как к безвозмездной жертве на благо государства.
«Намеки» главпуровского и сваговского начальства (подписка на три четверти или целый месячный оклад – это минимум, а стремиться надо к большему) были по-разному восприняты на различных уровнях СВАГ. Наиболее понятливыми оказались сотрудники центрального аппарата. Они отдали по подписке почти две зарплаты
551. Достижения подписной кампании в Управлениях СВА провинций и земель были не такими впечатляющими
552. УСВА провинции Мекленбург и Западная Померания поначалу и вовсе оказалось в числе отстающих – 134,5%. Но там уже через пять дней была объявлена дополнительная (повторная) подписка («доподписка»), что было явлением обычным, повсеместным и касалось как больших организаций, так и отдельных лиц. Как систематический метод работы она вообще-то не поощрялась. Значит, не все рычаги были пущены в ход заблаговременно, кое-кто из сотрудников сумел увернуться от завышенной суммы займа и его пришлось отдельно уговаривать, но к ней (этой мере) постоянно приходилось прибегать. В результате «доподписки» 1946 года Управление СВА Мекленбурга и Западной Померании вырвалось вперед в негласном соревновании – больше двух месячных заработков потратили его сотрудники на подписку
553. Практика «доподписок» продолжалась и в дальнейшем. Судя по доступным нам материалам, быстро добиться стопроцентного охвата сотрудников подпиской особого труда не составило. Сказывалась выработанная годами привычка к покорности – главный инструмент самозащиты личности в сталинской империи.
Как бы то ни было, официальные рекомендации – «трех-четырех недельный заработок в заем» – в 1946 году были перекрыты в руководящих органах СВАГ. Там и заработки были выше, и служило больше высокопоставленных чиновников. Они лучше других понимали, как важно успешно пройти тест на лояльность и не ударить при подписке в грязь лицом. Возможно, этой же демонстративной лояльностью объясняется и энтузиазм, с которым подписывались на новый заем люди с «пятном на биографии» – служившие в СВАГ репатриированные, бывшие военнопленные и т. д. Как правило, сумма подписки таких сотрудников, занимавших нижние должностные ступени, значительно превышала их месячное денежное содержание
554. Может быть, они воспринимали свою ударную подписку на заем как часть своеобразного обряда по очищению от «скверны», которой они заразились во время пребывания «под немцем». Хотя это вряд ли могло повлиять на их дальнейшую карьеру в СВАГ.
