Их попробовали запугать. На партсобрании сотрудников Управления СВА земли Саксония начальник Штаба Т. Д. Дудоров заявил: «Не надо будет удивляться, что кое-каких мужей из-за таких „активных“, с загнутым кверху носом женщин придется откомандировать из СВА с соответствующей наклейкой в личном деле» (курсив наш. – Авт.)
609. Публичный бой женам был дан в апреле 1947 года на партийном активе СВАГ. Первый выпад сделал заместитель Главноначальствующего СВАГ по политической части генерал-лейтенант В. Е. Макаров. В своем докладе, рассуждая о влиянии буржуазной идеологии, он осудил бездетных и неработающих жен (по его мнению, таких в СВАГ было 1680 человек – каждая пятая). Макарова рассердило, что женщины пишут на Родину письма, восхваляя «буржуазную мишуру», «свою вольготную жизнь, и ничего не делают». Попало даже женам начальников. Макаров сообщил, что в американской газете появилась статья, «что Запад создал для русской женщины большой интерес к нью-йоркским модам… Госпожа такая-то удивляет портного своим знанием нью-йоркских мод. Недавно она себе заказывала пальто и остановилась на нью-йоркской моде». По мнению Макарова, «этот советский человек… не думает ни о чем. Он ездит в американские и английские зоны, производит различные виды заказов. Это для него все, и больше его ничего не касается»
610.
Неожиданно вразрез с мнением Макарова, нарушив мужскую солидарность и советскую идеологическую благопристойность, выступил начальник отделения Общего отдела Штаба СВАГ майор Н. Н. Богданов. Утверждая, что «женщины в своей массе такие же советские люди, как и мы» (вполне типичный неосознаваемый советский сексизм), призвал не распространять «отдельные факты недостойного поведения наших женщин» на всех. Подчеркнул, намекая на начальство, что «не у всех жен есть такие мужья, которые могут сделать по 5 меховых шуб и по 50 платьев»
611. Другими словами, майор Богданов позволил себе покуситься на святое – на привилегии начальников и их жен, вырывавшихся из клетки лимитного потребления на оперативный простор псевдобуржуазного образа жизни. И речь шла даже не о привилегиях, а о праве на исключительность, которое превращало большевистское равенство в пародию на самое себя.
Так на самом представительном партийном совещании СВАГ громко прозвучало обвинение в адрес начальственных жен. На что тут же последовал ответ. Начальник политотдела Штаба СВАГ полковник К. В. Овчинников обвинил Богданова, что, защищая женщин, он не учитывает «всей серьезности капиталистического окружения и влияния буржуазной идеологии на наших женщин»
612. Выступление полковника слушателям не понравилось, и «его взяли в штыки». Так оценил ситуацию представитель Главпура генерал-майор М. И. Бурцев. Он, вероятно, понял, что Макаров и Овчинников хватили лишку, нарушив каноническое правило советской пропаганды. Нельзя упрекать в буржуазном перерождении сразу всех. Потому и поторопился реабилитировать жен en masse, уточнив, что потребительскими излишествами грешат только сотни из «имевшихся в наличии» 7–8 тысяч женщин
613.
На том же партактиве коллег по президиуму поддержал начальник Политуправления СВАГ И. М. Андреев. Он припугнул сваговцев иностранной разведкой, которая «интересуется не только секретными данными, но и изучением наших людей и не только нас с вами, но и наших жен…». Его прервал голос с места. Кто-то с иронией (? – стенограммы, к сожалению, не передают интонацию) уточнил: «Даже муж не знает о своей жене того, что они знают». Не уловив сарказма, Андреев подхватил: «Некоторые мужья не знают так о своих женах, как знает иностранная разведка. Они записывают, какой нрав у жены, какой цвет волос, характер, а потом описывается, чем она занимается за границей, ищут слабые места»
614.
Ранней весной 1947 года «женский вопрос» не попал в резолюцию, принятую партактивом. Однако ситуация изменилась после появления в мае 1947 года Закрытого письма ЦК ВКП(б) «О деле профессоров Клюевой и Роскина», открывшего борьбу с «низкопоклонством перед Западом». Вскоре было предпринято новое наступление на «идейно невыдержанных» женщин. Идеологом и адептом борьбы стал все тот же полковник Овчинников. 11 июня 1947 года состоялось скандальное собрание женского актива Штаба СВАГ – главным образом, неработающих женщин. Овчинников выступил с докладом «О задачах советских женщин в условиях жизни за границей». Доклад вышел, мягко говоря, неудачным – грубым, женоненавистническим и оскорбил тех, кто его слушал. 23 июня 1947 года обиженные женщины отправили анонимную жалобу министру Вооруженных сил СССР Н. А. Булганину. Жалобщицы объяснили, что они не подписались потому, что «правда здесь не в почете, но на душе наболело, и мы сообща решили написать… Будем жалеть, если оно к Вам не попадет почтой, тогда мы с кем-нибудь с попутным до Москвы переслать попытаемся»
615.
Авторы письма просили, чтобы министр «привел в порядок некоторых зарвавшихся партийных работников», напавших на «женщин с разного рода упреками и угрозами», назвавших их «и барахольщицами, и бездельницами, тунеядцами и поклонницами западной культуры». Жалобщицы обвинили Овчинникова в том, что тот не назвал ни одной фамилии, а примеры приводил, «которые могли исходить только от жен больших начальников, а никак не от простых смертных женщин». «Простые смертные женщины», обижались авторы письма, не могут «разъезжать по западным зонам и секторам», у них нет «персональных машин», а «трамваем далеко не уедешь». Да и «заказывать по две-три шубы» могут только те, кто получает много денег и имеет блат – «должностной и подхалимный»
616. Жалоба, если и дошла до Булганина, то немедленно была спущена в Главное политическое управление Вооруженных сил СССР. Начальнику Политуправления СВАГ предложили проверить факты и доложить. Генерал Андреев встал на сторону Овчинникова
617. На очередном партактиве (июль 1947 года) он бросился в наступление: «Если мы испортим здесь за границей наших жен, они будут у нас обывателями с испорченной душонкой. Да и нам самим будет хуже, если она привыкнет несколько платьев носить в день, да шляпу с перьями. Ничего хорошего в этом не будет»
618. Начальство окончательно уверилось, что за женами нужно приглядывать. По-видимому, так думали и в Кремле.
За прегрешения жен старосваговцев расплачиваться пришлось новому пополнению военной администрации. Осенью 1947 года должно было произойти обновление офицерского состава военных комендатур СВАГ. Сначала офицерам, отправляемым на замену, обещали, что они смогут вызвать своих жен в Германию, как это происходило в первые два года существования военной администрации. Но обещание не было выполнено. Офицеры жаловались в письмах: «Мне стало известно, что разрешения на ввоз семей для всех без исключения пока приостановили. Я переживаю прямо до болезненного состояния»; «…когда мы приехали в Берлин и были на приеме у „больших начальников“, все наши ребята в один голос задали вопрос: Когда разрешите ввезти наши семьи?»
619 Некоторые были настроены решительно: «…сегодня напишу рапорт на имя коменданта о том, чтобы окончательно решили вопрос: или пусть разрешат привезти мне мою семью, или я решусь на все, здесь мне надоело быть монахом. Вся моя молодая жизнь пропала. Во время войны я жил отдельно от семьи и сейчас опять. В Германии я должен ловить на немках венерические болезни?»
620 Конфликт начальства с чужими женами был разрешен обычным для сталинского общества методом – жестким административным решением, не принимавшим во внимание интересы людей. Новые сотрудники СВАГ были отлучены от семей.
