Совсем бескомпромиссен ресторан Louchébem по другую сторону Ле-Аль, который держат потомки торговавших на рынке мясников. К мясу здесь относятся с глубоким почтением, как к давнему кормильцу. Несколько лет назад попытка заказать стейк сильной прожарки приводила в ступор официантов в длинном черном балахоне. Сейчас они, конечно, попривыкли к туристским чудачествам (подумать только: едят мясо без крови), но до сих пор, я думаю, вегетарианца здесь готовы разделать на котлеты.
«Лушбем» – это «мясник» на рыночном арго. Но и мясникам иногда хочется нежности. Поэтому рядом находился родственный ресторан Lamfé. На том же мясном жаргоне «ламфе» – это женщина, прекрасная мясничиха. Но теперь местечко переименовали, чтобы не вводить посетителей в заблуждение. Над названием головы не сломали – Le bistrot du Louchébem.
– В чем разница? – спросил я мэтра из «Лушбема».
– У нас больше мяса, – сказал он со значением. – А там – больше кухни. И потроха. Там готовят потроха.
Это истинная правда. В «Лушбеме» вам подадут кусок мяса, мастерски вырезанный, словно по старой советской «схеме разделки туши». Такая схема висела у нас в мясных магазинах и казалась произведением Ильи Кабакова, а не реальным пособием для покупателей, потому что мяса никакого не было. В «Бистро Лушбема» вам подадут то, что тогда не отражалось на схеме и вообще не очень-то считалось мясом.
А ведь это самое интересное! Проникнитесь значением субпродуктов. И все будет ваше: выдающаяся печень, прекрасные почки, кровяная колбаса-буден, тушеный желудок trippe – не попробовав, не поймешь.
Или, например, ris de veau (ри-де-во). Это зобная железа теленка, которая есть только у молодых животных. Когда-то ее совершенно не ценили и считали чем-то вроде вымени, которым в моей юности тоже кормили советский народ. Теперь наконец-то разобрались и поняли, какая это дорогая и редкая вещь. Теленок шести или восьми месяцев от роду дает нам всего 300 граммов ри-де-во. Когда он вырастет, он вообще ничего не даст.
Ри-де-во не полагается хранить более суток. За это время железу надо восемь часов вымачивать, меняя воду, очистить от пленок и отбелить в кипятке с лимонным соком. Впервые в виде благородного сырья для замечательных блюд ри-де-во упомянул Александр Дюма в 1872 в своем «Большом кулинарном словаре». Но Дюма-отец, как мы знаем, мог увлекаться, иначе говоря, любил литературно приврать.
Так вот, в отношении ри-де-во он не ошибался ни на миг. Это едва ли не самое вкусное из телячьих нежностей, которые вы только можете получить. Спорить с ними могут разве что почки или мозговые кости, но о них разговор особый.
Это волшебное мясо, нежное и мягкое, которое британцы зачисляют в категорию sweetbread. И очень полезное – в нем всего 6 % жира, полно протеинов, всяческих В12 и столько витамина С на 100 грамм, сколько содержится в двух лимонах. Так мне сказали те, кто привык считать калории и все съеденное проверять в Сети.
Его сочетают со всем – с грибами, с ванилью, с фуа-гра. Говорят, что когда «король поваров и повар королей» Огюст Эскофье хотел завоевать дружбу Сары Бернар, он убедил ее в своих чувствах с помощью ри-де-во с трюфелями и фуа-гра.
Ris de veau едят повсюду: и в звездных ресторанах, и в бистро. На мой взгляд, лучше всего там, где большие шефы играют в народную кухню, вроде Le Comptoir du Relais Saint-Germain Ива Камдеборда возле Одеона в Париже. Понятно, что сейчас ри-де-во стал дорогим и редким деликатесом, как трюфель.
Я напал на форум переводчиков, мучившихся над переводом парижских меню на русский. Они очень беспокоились, что «зобная железа» звучит неаппетитно. Неаппетитно, вы говорите?!
Попробуйте один раз, и ручаюсь, что отныне при слове «зобная железа» у вас начнется обильное слюноотделение, голодное головокружение и болезненная необходимость немедленно заказать и съесть.
А после этого элексира юности прыгать от радости, как молодой теленок.
Если же термин «зобная железа» не годится, вызывает подозрение, используйте синоним – «вилочковая железа», которая так и требует подцепить ее скорее на вилочку.
Что еще стоит попробовать у мясников? Например, андуйет – поджаренную колбасу из свиных или телячьих кишок, за свой особый вкус ценимую фанатами этого простецкого блюда.
Мы помним его по Рабле – там великан Грангузье предупреждает свою любезную Гаргамеллу, что «потроха – пища тяжелая». «“Кишок без дерьма не бывает”, – промолвил он».
Теперь кишки для андуйет промывают куда тщательнее, чем в великанские годы, и специальная ассоциация присваивает лучшим экземплярам рейтинг ААААА. Но когда вы сами станете есть андуйет, не забудьте, что я вас предупреждал. Ничего страшного во вкусе кишок нет, но привыкнуть надо, и с первого раза это порадует не каждого.
Ну так ведь и устрицы с первого раза не у всех пойдут. И сырая рыба. И мясной тартар. Но как потом без них обходиться?
Ева без рая
#евагрин #парижскиелюди́
У Евы Грин удивительный нежный взгляд, как будто бы ставящий между нами границу. Другая как посмотрит на тебя пристально, так и, кажется, становится ближе. Грин как будто бы уходит все дальше и дальше, оставляя на память взгляд серых глаз, точно улыбку кэролловского кота.
Со школьных лет она гордо носит черные волосы над высоким лбом. Ее лицо с красными губами нарисовано, как фарфоровое, – но не снаружи, гримером («средняя пухлость, сексапил номер четыре»), а изнутри. И это в кино она ведьма и царица, а вот в разговоре спокойная, вежливая, смешливая, очень-очень осторожная.
– Я хорошо училась, но чувствовала себя в школе несчастной. Была блондинкой, а решила стать брюнеткой с бледной кожей. В длинной черной юбке до пят! Не то чтобы я была немножко ку-ку… И не для того, чтобы говорили, что я «загадочная девушка». Просто в таком виде я почувствовала себя собой. И потом, черный цвет – это наверняка. Одеваясь в черное, никогда не ошибешься с одеждой.
Она поправляет черные волосы над высоким лбом. В детстве была слишком замкнута, и мать даже посылала ее к психотерапевту. Лучшей терапией стала актерская карьера.
Актерство в семье уже попробовали ее мать Мадлен Жобер и ее тетя Марика Грин – и даже отец, дантист-хирург Вальтер Грин сыграл у Роберта Брессона в «Балтазаре» («Au hasard Balthazar»). Мать не скрывала от нее, что за собачья жизнь у актрис.
Знаменитая красавица Марлен Жобер, огненно-рыжая, коротко стриженная, модель, актриса, звезда Годара, Шаброля и Лелуша, в 40 лет плюнула на все кино на свете и стала сочинять сказки для детей про Пэдди-Джо и морское чудовище и про дерево, которое умело плакать. Она не вернулась даже тогда, когда Франсуа Озон умолял ее сыграть в «8 женщинах», коллективном бенефисе великих француженок с Катрин Денёв, Фанни Ардан и Жаклин Моро. Она легко уступила свою роль Изабель Юппер.
– Я понимаю, чего опасалась мать, – говорит Ева. – Я знаю куда более талантливых актеров, учившихся со мной, которым так и не повезло. В мире кино нет никакой справедливости, одна случайность.
