История 23-летнего веселого мальчика-уголовника Мера, расстреливавшего детей, была первым сигналом, что моей любимой Франции угрожает беда. Но все же не в Париже, почему-то думал я.
В новогодние каникулы 7 января 2015 года это докатилось до Парижа. В симпатичнейшем 11-м округе братья Куаши, Шериф и Саид, расстреляли сотрудников сатирического еженедельника «Шарли Эбдо». А через два дня их сообщник Амеди Кулибали убивал людей, покупавших кошерные продукты в универмаге.
Я был, наверно, одним из немногих русских, кто знал, тогда, что за зверь «Шарли Эбдо». Этот выходящий по средам журнал, распространяющийся в киосках и по подписке, отметил свое 20-летие как раз тогда, когда я приехал в Париж. Он – наследник не менее известного Hara-Kiri, «журнала грубого и злого» (официальный слоган), который в 1970 году закрыли за грубость и злость. Журнал возродился под названием «Шарли Эбдо» и прожил до начала 1980-х. Вновь он появился в 1992-м, и никто не мог себе представить, что эта бумажная злючка станет символом борьбы за свободу слова «на старый манер», то есть любого слова, хоть и бранного.
Он жил не на деньги какой-либо политической партии, не на подачки правительства и не за счет продажи рекламных полос. Никто в здравом уме не станет размещать рекламу в «грубом и злом» издании. Существование журнала обеспечивали люди, его покупавшие в киосках, которые хотели читать и смотреть на то, что им нравится, и не желали, чтобы у прессы были «неприкасаемые». И это они 20 лет не давали закрыть или запретить издание.
Однажды журнал, как и обещал, вышел с карикатурами, высмеивавшими исламских фундаменталистов. Не в первый раз, кстати. В 2011-м за подобные страницы «Шарли Эбдо», который объявил тогда Магомета «приглашенным редактором» и выпустил журнал под названием «Шариат Эбдо», попросту сожгли.
Тогда на обложке пророк грозил читателям: «Сто ударов плетью, если вы не умрете со смеха». Некоторые читатели решили, что смеяться они не будут, и в окно редакции бросили бутылку с коктейлем Молотова. Журнал лишился компьютеров и архива. Злоумышленников не нашли, да и, похоже, не особенно искали.
«Эти рисунки шокируют только тех, кто захочет быть шокированным и специально прочтет журнал, который он никогда не читает, – говорил тогда главный редактор Шарб. – Я не призываю правоверных мусульман читать “Шарли Эбдо”, точно так же как я не пойду в мечеть, чтобы слушать там речи, противоречащие тому, во что верю я».
Ислам – вторая по численности верующих религия в стране. Правительство вообще-то отнеслось к публикации в «Шарли Эбдо» безо всякого удовольствия, расценив ее как ненужную и очень несвоевременную попытку подлить масла в огонь. Премьер-министр призвал «не переносить на улицы Франции конфликт, который не имеет к стране никакого отношения».
У многих французских мусульман было иное мнение, они считали, что история прямо затрагивает их интересы. На «Шарли Эбдо» подали в суд, против карикатур выступили и мусульманские, и иудейские организации Франции. Но надо заметить, что никто из них не призывал к насилию против журналистов. Напротив, официальные мусульманские организации просили проявлять сдержанность.
И вот два брата Куаши, Шериф и Саид, пришли в редакцию и убили там двенадцать человек. Восемь журналистов, двоих сотрудников редакции и двоих полицейских. Не захочешь – вспомнишь одну из прошлых обложек «Шарли Эбдо», изображавшую пророка, который, закрыв лицо руками, стонет: «Ужасно, когда тебя почитают такие дураки». Еще ужаснее, когда дураки берутся за автоматы.
Они умерли от смеха́
#маршнареспублике #парижскиестрахи #парижскиебеды
«После трех дней кошмара мы мечтаем вернуться во Францию», – написано на плакате, который несут по Парижу на «Республиканском марше» в память жертв терактов.
На других плакатах написано: «У меня траур, а не война», «Объединимся!», «Рознь – ловушка для дураков». Неплохо ведь, что главный лозунг на площади Республики – не про «мочить в сортире», а «Я мыслю, следовательно, я существую».
Кроме общего «Я – Шарли» и «Не от моего имени» (по такой надписи определяешь мусульман), есть и лозунги в духе 1968 года: «Нет единомыслию!», «Нетерпимость – нетерпима», «Свободу – выражению!» Множество трехцветных флагов, на некоторых написаны имена убитых журналистов, иногда с примечанием «умерли от смеха».
Едва ли кощунники из «Шарли Эбдо» могли себе представить, что их вознесут на знамя. Думаю, отказались бы все-таки от такой чести.
Журналисты были убиты из-за красного словца, застрелены за шутку. При жизни с ними ругались, с ними судились, их высмеивали, их презирали, после смерти их назвали героями борьбы за свободу слова. Это ужасает их выживших коллег, которые чувствуют полное бессилие перед прошлыми, нынешними и будущими событиями.
Французская полиция действовала профессионально – в течение трех суток с момента первых выстрелов с преступниками было покончено, и смертная казнь, на отсутствие которую сетуют многие, явилась за террористами сама собой на крыльях спецназа.
Убийцы убиты, их жертвам поют хвалы. Ради «Шарли Эбдо» вышли на марш главы правительств всех стран, его сделали почетным гражданином Парижа, а в каждой витрине висела надпись «Je suis Charlie».
В первую же неделю после покушения гражданин журнал прыгнул от тиража в 30 тысяч экземпляров к 8 миллионам, за ним стояли в очередях и записывались в газетных киосках, внезапно ставших пунктами распределения дефицита. Следующий номер вышел тиражом в два с половиной миллиона. Снова очереди и листы ожидания. Пожертвования, помощь, подарки – на сумму в 30 миллионов евро. Маленькому журналу, погибавшему от безденежья, такое и не снилось.
Если бы редакция была жива, она бы, наверно, удивилась, порадовалась, поиздевалась бы над этим всласть.
Но после седьмого января в журнале почти никого не осталось. Карикатуристу Люзу – он же Ренальд Люзье – повезло, потому что он был человеком непунктуальным. Он в очередной раз опоздал на летучку, на улице братья Куаши его не узнали. Люз уцелел, но обнаружил своих друзей убитыми. Среди них на полу в зале редколлегии лежал раненый карикатурист Рисс – он же Лоран Суриссо. Риссу тоже повезло, потому что пуля попала ему в плечо, а не в грудь и не в голову.
Нормальна ли ситуация, когда кучка художников-маргиналов вдруг поднялась в ранг бойцов идеологического фронта? Они были левыми, анархистами, хулиганами и вдруг стали пионерами-героями. «Но мы не герои, мы никогда ими не были, мы этого никогда не хотели», – пытается объяснить Люз.
К ним относятся теперь слишком серьезно. Это просто опасно. А ведь после трех дней кошмара стали вырисовываться маленькие сюжеты, которые в киносценарии были бы отвергнуты как нереалистичные, оскорбительные, «как можно здесь улыбаться?».
Братья Куаши расстреливают журналистов в зале редколлегии, а потом говорят в коридоре встреченной сотруднице журнала: «Мы не убиваем женщин, мадам». Они добивают лежащего на земле полицейского, а потом, захватив машину, не только выпускают водителя, но и разрешают ему забрать собаку с заднего сиденья.
