Жизнь тунисца, алжирца, марокканца во Франции – не сахар. Бытового расизма, если мы не говорим о взглядах алжирцев на марокканцев и обратно, здесь значительно меньше, чем у нас на родине. Но это не значит, что понаехавшему дадут возможность разбогатеть и жить как у Христа за пазухой. Это уже сделали до него другие, приехавшие в 1960-х такие же французо-арабы. Места все заняты.
Прославиться, конечно, возможно. Тут тебе и музыка, и кино, и литература, и даже высокая мода, не говоря уже о тонкой фьюжен-гастрономии. Здесь могут принять почти как родного. Но какие у Булеля таланты? Ни талантов, ни семьи, ни денег. Не слаще, впрочем, французская жизнь молдаванина, русского, украинца, казаха или грузина, прав у них еще меньше, даже тех минимальных привилегий, которые французы оставили выходцам из бывших колоний и протекторатов, не дождешься.
Но, слава богу, многие из них атеисты. И даже если в какой-то момент они и обратятся к Всевышнему, то голос сверху не потребует от них резать неверных. А никакого другого совета люди, подобные нашему шоферу, в тяжелых жизненных и финансовых затруднениях принимать почему-то не хотят. Наказать французов и вообще богатых бездельников кажется им нормальным. Пусть даже в толпе полно таких же, как и он сам.
Полиция говорит, что «террорист очень быстро “радикализировался”». Мне это напоминает фантастические фильмы о зомби, которые сегодня люди, а завтра – нелюди. Не могу себе представить, что кого-то воздушно-капельным путем заражает джихадист в трамвае, но вполне могу себе представить человека, который радикализируется в тот самый момент, когда ему отказывают в зарплате или в продлении вида на жительство.
И я вам скажу, что означенный Булель – еще исключение из многих правил: груб, несимпатичен, больной на всю голову. Вор, буян. Настоящая находка для журналистов. Другие злодеи, которых Франция навидалась в достатке, были хоть и рецидивистами, но красавцами, от которых не ждешь подлянки даже в очереди. Добрые люди, вежливые, обходительные, веселые, всегда помогут втащить коляску, а втащив, опояшутся взрывчаткой и пойдут убивать всех без разбора.
Но не будет же Франция строить лагеря для подозрительных и высылать исламистов без суда и следствия. От момента, когда террорист был просто мерзким типом, и до того, как он стал убийцей, прошло всего 45 секунд. Кто поймет за минуту до событий, что их можно предотвратить? Да никто!
Таинственное Исламское государство (которое у нас даже запрещено называть без ритуального проклятия «запрещенная в РФ террористическая организация») царствует не на аравийском полуострове. Оно царствует в больных головах и заводится в уголках слабого мозга, который не может справиться с жизнью. Эта жизнь тяжела и несправедлива, как, впрочем, и всякая другая. И мысль о том, что ее можно отдать – даже не для того, чтобы получить царствие небесное и девственниц в придачу, а просто так, от тоски и отчаяния – способна многим понравиться.
Идеология, которая по волшебству придает смысл любой загубленной жизни и превращает лузера в героя, мало победима обычными средствами. Для этого надо победить бедность, неравенство, расизм, на которых и вырастают споры терроризма. И еще – злость, невежество и глупость. Этого никто и никогда сделать не мог, как ни пытался. Призрак снова бродит по Европе, и кто скажет, до чего он дойдет и куда забредет в следующий раз?
«Всё это – за это»
#гонкавооружений #парижскиестрахи #парижскиебеды
«Зачем вам вот это?» – смотрит на меня без улыбки темнолицый продавец газетного киоска. У меня в руках специальный номер «Шарли Эбдо» с тринадцатью маленькими карикатурами на обложке и крупной надписью желтым по черному «Всё это – за это» («Tout ça pour ça»). По продавцу видно, что «всё это» он совсем не одобряет, но работа есть работа, и три евро за номер он принимает, хотя и безо всякого удовольствия.
В сентябре 2020-го к началу процесса над пособниками террористов, совершивших теракты в Париже в январе 2015 года, журналисты выпустили необычный номер своего еженедельника. На обложке рядом с карикатурами, которые навлекли на редакцию кровавую месть, написано: «Всё это – за это». Никакого знака – ни вопросительного, ни восклицательного, ни тем более точки в конце. Точку точно ставить рано.
Я помню, как первый номер еженедельника после теракта рвали с руками и его было не достать, несмотря на миллионный тираж. Теперь он лежит в корзине – бери не хочу. Пять лет назад по Парижу в одном строю «Je suis Charlie» прошли президенты разных стран: более свободных, менее свободных и совсем не свободных, в том числе и тех, где убийства журналистов не допустили бы только потому, что сразу бы посадили этих журналистов в тюрьму.
Тогда «Je suis Charlie» стало мемом. При этом мало кто интересовался тем, что же это такое было за «Шарли». И многие потом сочли, что их обманули, что «Шарли Эбдо» оказался на поверку непорядочным человеком. В России, например, в момент авиакатастрофы над Синаем, когда у нас обнаружили, что карикатуристы имели наглость смеяться и над нами, часто зло, несправедливо, даже отвратительно. Тогда и прозвучало: «Так им и надо».
Решение показать карикатуры, с которых в 2006 году началась вражда еженедельника с мусульманами Франции, многих в России возмутило. Я читал о том, что журналисты снова хотят обидеть честных людей, что они снова ищут дешевой популярности, насмехаясь над исламом. На самом деле задача обложки ровно в том, о чем она говорит. «Всё это – за это».
Двенадцать расстрелянных в зале редколлегии человек за двенадцать не самых блестящих карикатур, высмеивающих не ислам, но дураков-исламистов.
Эти рисунки даже не были придуманы во Франции, они вызвали скандал в датском журнале Jyllands-Posten, а в Париже их перепечатали в качестве жеста солидарности. Молодые уголовники братья Куаши, расстреляв умных, талантливых, успешных и веселых людей, вышли из редакции на улицу, потрясая автоматами и крича: «Мы отомстили за Пророка».
Среди их сообщников – воры, насильники, хулиганы, торговцы наркотиками. У тех, кто сидел потом на скамье подсудимых в суде Парижа, типичная карьера «новых французов» из предместий. Но даже если бы они были сплошь учеными мальчиками и девочками из хороших семей, наподобие немцев из «Фракции Красной армии» или итальянцев из «Красных бригад», что бы это поменяло? Можно ли их понять? А то и простить?
Именно этот и в самом деле провокационный вопрос задает нынешний журнал и дает на него несколько ответов. Прежде всего журналисты «Шарли Эбдо» рассказывают, как за эти пять лет рухнула свобода печати и свобода слова и что от нее теперь осталось. Опубликованный ими опрос общественного мнения редакции не льстит: лишь 59 % французов одобряют новую обложку со старыми карикатурами, а 31 % считают ее «ненужной провокацией».
Из французских мусульман 18 % не осуждают теракты 2015 года, а 40 % уверены, что их религия важнее государства, ну а среди молодежи это и все 70 %.
Почему опять речь про мусульман? Ну потому что с калашниковыми в редакцию заявились не огнепоклонники и не пастафарианцы. Как бы ни просили левые публицисты и политики забыть об этом досадном недоразумении. Но не в исламистах дело.
