У Мэтта имелась способность придать стильность своей неряшливости. Кейт называла его стиль садовым шиком. На самом деле, он не прикладывал к этому никаких усилий. Одежда просто хорошо сидела, словно на него шилась. Это очень раздражало.
Тем не менее ее сердце подпрыгнуло при виде Мэтта. Кейт попыталась убедить себя, что ей просто приятно видеть его дружелюбную физиономию после провального свидания, но тоску в груди становилось все труднее игнорировать.
– Привет, – сказала она. – Что ты тут делаешь?
– Ты в порядке? – спросил он с ходу. – Что произошло?
– Я в порядке. Где Патрик?
– Ты не ответила на мой вопрос.
– А ты на мой.
– Ей-богу, Кейт, ты меня с ума сведешь! – воскликнул Мэтт.
– И поделом. Где Патрик?
– Потянул колено из-за гололеда, не может вести машину. С тобой могло случиться что угодно, Кейт. Что угодно!
– Не могло. Я была в ресторане.
– Да, но после ресторана…
– После никогда бы не произошло, – заверила его Кейт. – Я не собиралась никуда, кроме ужина. И жаль, что вообще туда пошла. Единственное утешение в том, что в их списках теперь на одного придурка меньше.
– Ты же не знаешь этих мужчин. Мало ли кем они могут оказаться.
– Так можно сказать о любом незнакомом человеке. Каждый может кем угодно оказаться, пока ты его не узнаешь и не убедишься, что бояться нечего.
Мэтт снова провел рукой по волосам. Они встали дыбом, словно наэлектризованные.
– Я считаю, ты подвергаешь себя ненужной опасности, – заявил он.
– А я думаю, что это, безусловно, самый безопасный способ свиданий. Они организовываются постоянными представителями компании, так что вероятность подцепить черт знает кого в грязном баре невелика.
– Мне это не нравится.
– Так не участвуй.
– А если ты нарвешься на другого придурка?
– Думаешь, меня впервые пытается снять парень? Я женщина, Мэтт. Спроси любую женщину, которая тебе симпатична; у любой есть опыт справляться с сексуальными домогательствами или неправильными ожиданиями.
Мэтт обнял ее и поцеловал в макушку.
– Да, это удручает, – вздохнул он.
– Еще бы. Ладно, верзила, отведи меня в царство рождественских елок.
Они шли по цветочному рынку, и Мэтт обнимал ее за плечо, прижимая к себе. Ей это нравилось. На мгновение она позволила себе представить, каково это – быть любимой Мэттом. Но голос в ее голове прошептал: «Остановись, Кейт, этот путь не для тебя».
– Так ты считаешь, даже моя прабабушка Пегги испытывала сексуальные домогательства?
– Несомненно. Бабушка Пег была горячей штучкой.
– У нее наверняка был передник в цветочек.
– Спасибо, что беспокоишься обо мне.
– Пожалуйста, – ответил Мэтт.
Цветочный рынок атаковал одновременно все органы чувств. Ароматы множества цветов опьяняли; Кейт подумала, что если бы она могла разлить этот аромат по бутылкам, то заработала бы целое состояние.
Пальцы Кейт привычно подергивались, она была рада, что захватила свой фотоаппарат. Кейт смиренно вздохнула; сегодня вечером она собиралась потратить здесь много денег.
И сделала это.
– Оставь место для рождественских елок, – сказал Мэтт, когда она проходила мимо него с нагруженной тележкой.
Кейт хмыкнула и направилась дальше, не удостоив его ответом, в задумчивости приближаясь к большому серебряному оленю среди гирлянд из кипариса, падуба и еловых веток, свернутых в венки как спящие питоны в окружении гроздей мерзлых рубиновых ягод.
Загрузив двадцать пять рождественских елок и зарядившись праздничным настроением, все трое забрались на передние сиденья его фургона, направляясь домой.
– Мне нужно место у окна, – потребовала Эвелин.
– Это передние сиденья, тут все места у окна, – возразил Мэтт.
– Но мне нравится смотреть в боковое. И я не хочу, чтобы вы пререкались через меня по дороге домой.
– Я не пререкаюсь, – сказала Кейт. – Мэтт часто ошибается, и мой долг вовремя сказать ему об этом.
– Кейт – фантазерша. Она считает, что всегда права.
– Садись в фургон, – сказала Мэтту Эвелин.
Эвелин заснула, прижавшись лицом к боковому стеклу, как только они покинули парковку, и тихонько посапывала во сне. Кейт накинула куртку ей на плечи и заправила край под подбородок. Эвелин пошевелилась, но не проснулась.
– Она милая, когда спит, – сказал Мэтт. Кейт подавила смешок. – Ну, вперед. Я слышал сокращенную версию, а теперь расскажи мне, что на самом деле произошло с похотливым Джимом.
Деваться было некуда, поэтому Кейт сдалась и рассказала Мэтту, что произошло. Время от времени она поглядывала на него, замечая, как он стискивает зубы.
– Меня это беспокоит, Кейт, – сказал Мэтт, когда она закончила свой рассказ.
– И зря. Раздели мое возмущение и только, беспокоиться тут не о чем.
– Ты мой друг. И ты гуляешь каждую ночь с разными парнями – конечно же я волнуюсь.
– Ты описываешь меня как проститутку.
Мэтт ухмыльнулся.
– Я ни на что не намекаю, – ответил он.
Кейт больно щелкнула его по уху.
– Эй! Я веду машину!
– Тогда перестань придуриваться.
Некоторое время они молчали. Светящийся циферблат на приборной панели показывал 3:45 утра. Монотонная музыка колес казалась на удивление успокаивающей.
Кейт было тепло, она устала, и искушение положить голову на плечо Мэтта было почти непреодолимым. Но она сопротивлялась. Случались времена, когда она об этом даже не думала. Но здесь, рядом с ним, в тепле, в темноте, Кейт внезапно и необъяснимо почувствовала себя неловко, будто язык ее тела мог раскрыть секрет, который она пыталась скрыть даже от самой себя.
Ее сердце заполнило весь фургон; голос в голове кричал так, что она испугалась: Мэтт его услышит. Она чувствовала, что ее ребра вот-вот не выдержат напора изнутри, настолько сердце было наполнено им.
Кейт посмотрела на длинные тонкие руки Мэтта на руле, взглянула на его профиль, освещенный фарами встречных машин; он слегка щурился, сосредоточившись на дороге. Волосы были взлохмачены. Кейт больше не могла отрицать, что любит его. Какой бы невозможной и неправдоподобной ни казалась эта любовь, с ней ничего нельзя было поделать.
Кейт смотрела в окно. Снова пошел снег; хлопья метались в свете фар, как перья из лопнувшей подушки. Безответная любовь. Это должно было стать ее уделом. Она всегда знала это, отрицание стало ее спутником на долгие тринадцать лет, а теперь она ощущала сквозняк от его отсутствия, как сквозь дверь, оставленную открытой во время бури. Это чувство жгло ее. Эта боль была причиной того, что она так долго держала свои чувства к нему под замком.
