— Вам налить, сарр Клименсе?
— Если вас не затруднит.
— Ну что вы, нисколько. Ваше здоровье!
Которое обязательно бы поправилось, если бы ко мне перестали являться видения. Одно благо — некоторые из них не пытаются меня убить.
— Надо же, за столько времени вкус нисколько не изменился!
За сколько времени в его-то возрасте? Год, два, пять? Но я в очередной раз промолчал.
— Вот уже и время моего визита подошло к концу, — незнакомец поднялся на ноги. — Наверное, вам можно только позавидовать, сарр Клименсе: редко встретишь человека, у которого никаких просьб нет.
Он подошел к двери, мягко прикрыл ее за собой, и вскоре стали слышны удаляющиеся шаги по пустынному, и потому гулкому коридору.
Мгновенье подумав, я залпом выпил вино, и одним скачком оказался возле дверей сам. Наемник сидел все в той же позе, а длинный коридор был безлюден.
— Когда он ко мне зашел?
— Вы о ком, сарр Клименсе? — выражение его лица было настолько убедительным, что в ответ я лишь махнул рукой.
Светало, пора было привести себя в порядок, собрать вещи, и наконец-то убыть из проклятого Ландара, где галлюцинации мучают меня на каждом шагу. И еще отчаянно надеяться — они не последуют вслед за мной, а здесь и останутся, причем навсегда.
Глава 10
— Ну так что, Клаус, удалось тебе увидеть самого Его?
Не то чтобы ответ на вопрос особенно меня интересовал, но за разговором дорога красится. К тому времени Ландар остался далеко позади. Путь наш теперь лежал не посреди почти безжизненной пустыни, чередовавшейся со степью, но в краях, где хватало растительности. Луга, радующие своим многоцветьем. Перелески, в которые дорога то и дела ныряла. Даже воздух, настоянный на пряном аромате трав, казался теперь густым. Никакого сравнения с тем, что мы видели последние несколько дней пути, перед тем как попасть в Ландар. Претерпел некоторые изменения и наш отряд.
Прежде всего, фельдъегеря наконец-то избавились от вызывающей окраски кареты, и теперь везли свой, нисколько не сомневаюсь, бесценный и важный груз в обычной повозке. Пришлось настоять, поскольку они никак не желали расставаться с казенным имуществом. И только после уверения сар Штраузена, что в конечной точке нашего путешествия получат точную копию, неохотно, но согласились.
Прибавились к нашему отряду и новые участники. Прежде всего, настоятель Дома Истины Игнатиус с одним из своих послушников. Тем самым молодым парнем, которого я встретил, когда впервые нанес туда визит.
— На этот раз тебе не повезло, — с самым серьезным выражением лица заметил Клаус.
А когда я недоуменно на него покосился, пояснил.
— У Корнелиуса Стойкого была ученица. Приятной наружности, со славной фигурой, с которой, как мне удалось понять, вы быстро нашли общий язык. Так ведь оно все и было?
В ответ я лишь пожал плечами, не собираясь не подтверждать, ни опровергать его заявление. Подтвердить — это бросить на Сантру тень, в то время как отрицать — глупо.
— Но зато появилась возможность начать охоту на прелестную Терезу сар Самнит, — продолжил Клаус. — Думаю, все шансы есть: смотрит она на тебя заинтересованно.
Тереза теперь действительно была среди нас. Заявив, что в таком обществе вернуться в Гласант ей будет куда безопаснее. Хотя те несколько молодцов, которые и сопроводили ее в Ландар, вполне смогли бы обезопасить девушку и без чьей-либо помощи. Сама Тереза большую часть пути проводила верхом, несмотря на карету, в которой ей было бы куда комфортнее. И должен признать — как наездница она ничего кроме похвалы не вызывала.
— Главное, не начни охоту ты. Ни на Терезу, ни на других прелестниц.
— Это еще почему?
— О крестьянах беспокоюсь.
— И в какой связи?
— В связи с чередой разрушенных стогов сена по дороге в Гласант. Чтобы ты до конца понимал степень ответственности, поясняю. Именно в стогах сено сохраняется наиболее хорошо. Но стоит их разворошить, атмосферные осадки попадут внутрь, сено начнет гнить, и в пищу скоту уже не сгодится. Как следствие — весенняя бескормица, и крестьянам придется пустить своих кормилиц-коров под нож. В результате поголовье резко сократится, если не исчезнет совсем, и тогда наступит голод. А виноват в нем будет Клаус сар Штраузен, неспособный обуздать свои страсти!
— Даниэль, ты теперь до конца жизни мне будешь припоминать?! — возмутился он, поскольку нотации я читал нарочито менторским тоном. — Да и что наша жизнь, если мы хотя бы иногда не будем поддаваться ее соблазнам? Маленьким, ни к чему не обязывающим, но таким сладким! — и сам ответил. — Без них она — ничто, дорожная пыль под лошадиными копытами. Кстати, у тебя самого когда-нибудь случалось в сене?
— Ни разу! И причины ты знаешь.
— Ну и зря! Рекомендую, словами это не передать.
Но все это было чуть раньше, а сейчас я терпеливо дожидался ответа на свой вопрос о Пятиликом. И не получая его, напомнил.
— Так видел или нет?
— Думаю, как бы точнее все описать. Как будто и видел, но не глазами, а непосредственно в голове, и в тоже время видел. А самое главное, подобное говорят все, у кого бы не спрашивал.
— Успел о чем-нибудь попросить? Или хотя бы покаяться в грехах?
Несмотря на мой шутливый тон, Клаус ответил серьезно.
— Нет. К тому же все длилось какое-то мгновение.
— А как он выглядел?
И снова молчание, после чего я услышал вместо ответа вопрос.
— Даниэль, скажи мне, почему Пятиликого всегда изображают человеком почтенного возраста с благообразной бородой с проседью?
— Хороший вопрос, не знаю, что и ответить. Возможно по той причине, что люди проецируют его на себя. Небезосновательно полагая, что мудрость приходит только с возрастом. Что, справедливости ради, бывает далеко не всегда. А сам ты по этому поводу что думаешь? И вообще, почему он — не женщина?
— Не догадываюсь, потому и спросил. Даниэль, он совсем молод. Моложе тебя и даже меня.
— Господа, разрешите мне нарушить ваше уединение? — как будто и просьба, но Тереза направила своего коня так, что теперь он оказался между нашими. — Интересно, о чем это вы так таинственно переговариваетесь?
— В основном обсуждаем виды на урожай, леди Тереза, — не моргнув глазом, ответил Клаус.
— Ой ли?! Для дам давно уже не секрет, что мужчины по большей части обсуждают их.
А заодно хвалятся своими победами, мнимыми или действительными. Что порой становится для самих дам причиной горьких слез.
— Нам бы и в голову не пришло: это же против чести! — глядя на нее со значением, горячо уверил сар Штраузен.
Что было понятно, ведь о наших встречах Клаус ничего не знал, а Тереза определенно ему нравилась.
