Примерно в таком ключе и проистекала наша беседа. И еще я все время поглядывал в зал, чтобы наспех извиниться, и броситься Аннете на выручку. До сих пор она держалась молодцом. Танцевала, общалась с дамами и господами, и ни один из них не отходил от нее с озадаченным выражением лица, не говоря уже о большем.
— Обворожительная особа! — неожиданно сказал наместник. — Сарр Клименсе, вы прибыли в Клаундстон вместе с ней? Ни разу не приходилось встретить ее ни в одном из домов, а я уж точно бы ее запомнил.
— Нет, господин сар Энеже, Аннета — из Клаундстона. И вы не смогли бы увидеть ее ни в каком из них, поскольку она из народа. Признаться, я и сам знаю о ней крайне мало.
Уж лучше первым обо всем узнает хозяин дома, так будет честно.
— Выпьете, сарр Клименсе?
Наместник налил в два бокала, взял в руки один, подошел к окну, глядя, как кружат пары в очередном туре вальса, и замолчал, надолго. Молчал и я, разглядывая на стене картину. Думая о том, что лучшее в мире занятие — быть художником. Талантливым художником, таким, которому под силу показать прозрачность волн настолько правдиво, что кажется — они настоящие. Глядя на них мне даже запах моря почудился. Наконец, сар Энеже заговорил.
— Знаете, Даниэль, считаю, в своей жизни мне удалось добиться многого. Об этом говорит хотя бы тот факт, что моим мнением никогда не пренебрегает и его величество. Но когда-то давно, очень много лет назад, со мной была похожая ситуация. Как я ее любил! — голос наместника дрогнул. — И чем старше я становлюсь, тем чаще задумываюсь — стоит ли оно все ту цену, которую пришлось заплатить? Быть может, не это в нашей жизни самое главное? Столько прошло, около полувека, а я ведь до мелочей помню ее слова, как она мне улыбалась, как поправляла волосы, и как они у нее замечательно пахли…
И я проникся к нему глубочайшей симпатией, неожиданно получив поддержку там, где совершенно на нее не рассчитывал.
Гостеприимный дом мы с Аннетой покинули еще до завершения вечера, едва только обратил внимание, что ее улыбка стала немного вымученной. Еще бы — столько новых впечатлений. И, по-моему, она не пропустила ни единого тура.
— Как все прошло? — спросил я уже в карете.
— Было так весело! Представляешь, я выиграла конкурс!
— Очевидно на самые красивые ножки?
— Фи, Даниэль! И как тебе такое в голову могло прийти?! Ножки и все остальное — только за золото! На лучшую эпиграмму.
Никогда мне не удавалось придумать хоть что-нибудь стоящее. И потому подобных конкурсов старательно избегал.
— И каков был приз?
— Сначала мы кинули жребий — на кого ее написать. А призом было — тот, на кого он и выпадет, должен исполнить любое желание победителя.
Обычное дело в таких делах.
— И какое оно оказалось у тебя?
— Прокричать петухом. Даже представить себе не сможешь, как все смеялись!
Мне самому едва удалось удержаться от смешка: еще бы нет. Заставить кукарекать потомка какого-нибудь там сар Граасса, знающего свою родословную куда лучше сложения чисел и грамматики, что сплошь и рядом!.. Такого не было в этом доме со дня его основания, честью можно поклясться. Обычно требуют сказать победительнице, если ею окажется дама, изысканный комплимент. Что-то сыграть, спеть, наконец. Особенно в том случае, если проигравший напрочь лишен таланта певца, что всегда вызывает смех. Ну и множество похожих вещей. Но кукарекать! Кстати, у бедняги талант, ведь я действительно принял кукареканье за петушиное. Даже удивиться успел — откуда он тут взялся?
— И как тебе удалось его заставить?
— Еще чего! Никого я не заставляла. Поначалу он отнекивался, но затем на него насели все остальные. «Андреас, вы дали слово, что исполните абсолютно любое желание!» — Аннета удачно изобразила голос человека, который это и заявил.
— И что было дальше?
— Дальше ему пришлось кукарекать. Правда, перед тем как начать, он поцеловал мне руку и сказал: «Леди, я настолько вами впечатлен, что ради вас готов и не на такое безумство», вот!
Андреасом зовут одного из внуков наместника, тот сам упомянул о нем в разговоре. И еще, сейчас он находится в Клаундстоне, и не ему ли не повезло? Если раскроется, что Аннета — обычная девушка, казус начнут рассказывать, как анекдот.
— Даниэль, а где ты был сам? Иногда мне становилось страшно.
Что-то не замечал.
— Разговаривал с хозяином дома.
Гусвит сар Энеже оказался замечательным собеседником, и каких мы только тем с ним не коснулись! И еще я задал ему множество вопросов, а интересует меня всегда буквально все. Что особенно понравилось, он отвечал, даже не пытаясь уклонить тему в сторону, или обратить в шутку. И лишь изредка говорил: «Извините, сарр Клименсе, не моя тайна».
— Но видел я все, будь уверена! В том числе, что ты чересчур много общалась с мужчинами.
— Даниэль, и кто же мне поручил найти тебе замену на тот случай, если уедешь или, когда надоем? Может, вдвоем нам удастся вспомнить?
— И как прошли поиски, удачно?
— Даже не сомневайся!
Меня ревновали множество раз, иногда доходило и до скандалов. Я всегда считал себя выше, но сейчас в полной мере осознал — каково оно, чувство ревности.
— Ой, кто-то из нас насупился!
Пришлось солгать.
— Голова разболелась.
— Сейчас я тебе помогу.
И Аннета, придвинувшись вплотную, запустила пальцы в мои волосы, что практически сразу же перешло в долгий поцелуй.
— Даниэль, пожалуйста, не уезжай как можно дольше! — когда он закончился, сказала Аннета. — И знай, если ты действительно оставишь мне деньги, мы не увидимся уже никогда.
Дальше она замолкла в моих объятиях, и мы ехали молча. Я размышлял о том, что мне категорически нельзя к ней привязываться, а еще лучше будет расстаться. Чтобы не повторилась ситуация с Клариссой. Не ударят ли по мне снова, на этот раз — по самому дорогому?
— О чем задумался, Даниэль?
— Ты, наверное, голодна? Поехали на набережную? Что-нибудь съедим, а заодно полюбуемся морем.
Ужина мы не дождались. Одной из причин покинуть дом, помимо других, была и тревога, что Аннету введет в затруднение множество приборов на столе.
— Поехали.
Время стояло далеко за полночь, но набережная — часть любого приморского города, где жизнь всегда кипит, и затихает лишь к утру, да и то ненадолго. Для нас нашлось местечко, где блюда были вкусны, вино замечательным, а главное, нам никто не мешал. Затем мы смотрели на морскую даль. Спокойное море казалось сонным, и даже волны накатывались на берег лениво.
И в то же время оно предупреждало: «Да, я сплю, но не вздумайте меня будить! Ибо тогда я разгневаюсь, и мало не покажется никому, не успели еще убедиться?!»
