Когда он накинул халат и вышел в гостиную, Анабель, уже сидевшая там, с удивлением оглядела его с ног до головы:
– Что случилось?
– Винсент в опасности. Ему нужна помощь.
– Винсент всегда в опасности.
– Нет, сейчас ему действительно угрожает что-то серьезное. Я чувствую.
– Что ж ты раньше ничего не чувствовал, – проворчала Анабель, но книгу, которую читала, отложила.
Фредерик не мог ответить на ее вопрос. Действительно, когда они были маленькими, то частенько ощущали друг друга – стоило Фредерику подвернуть ногу, и Винсент начинал плакать. Стоило тому забраться на дерево, и Фредерик чувствовал опасность за пару мгновений до того, как близнец падал вниз. Когда они выросли, эти ощущения стали проявляться реже, а после колледжа почти исчезли.
И никогда, даже в детстве, они не были такими яркими, как сегодня. Но Фредерик четко знал: эта ванная не его ощущения, это Винсент.
– Ты поедешь за ним? – спросила Анабель.
– Конечно.
– После всего, что он сделал.
Фредерик посмотрел на Анабель с удивлением, как будто она спрашивала, действительно ли солнце каждый день встает на востоке.
– Он мой брат.
Понятия не имея, с чего начать, Фредерик переоделся, и уже в дверях его догнала Анабель.
– Ты со мной? – спросил Фредерик.
– Нет, но… но я знаю, где он.
– И где?
– Ну…
Анабель опустила глаза и сейчас больше всего походила на ту смущающуюся сотрудницу из издательства. Но она не была смущена.
– Это моя вина. Прости, Рик.
– Что ты сделала, Ани? Где Винсент?
– В Хартвуд Хилле.
Фредерик Уэйнфилд никогда не любил быструю езду, но на этот раз решил сделать исключение. И ему даже не пришлось заглядывать в карту или включать навигатор – он и без того отлично помнил дорогу. Длинную, ухабистую, а теперь еще и размытую дождем.
Правда, этим утром дождь как будто перестал, давая небольшую передышку. Но проезжая сквозь рощу оголившихся деревьев, Фредерик одновременно отстраненно думал о том, как мокрые листья облепляют шины, и о том, что сказала Анабель перед тем, как он уехал.
– Зачем ему туда возвращаться?
– Потому что я посоветовала. Сказала, что разговаривала с доктором Стивенсоном, и тот готов сообщить нечто важное. Но только лично Винсенту.
– Это правда?
– Я разговаривала с доктором… но он просто хочет, чтобы Винсент вернулся. Он говорит, его лечение не окончено!
Не снижая скорость, Фредерик аккуратно вписался в поворот и через несколько минут остановился у кованых ворот Хартвуд Хилла. Выйдя из машины, он даже не стал прикрывать дверцу и подошел к массивной каменной лавочке, облепленной листьями и травой. Там, сунув руки в карманы пальто и не снимая очков, сидел Винсент.
– Ты ведь не думал, что Стивенсон правда хочет что-то рассказать? – спросил Фредерик.
Он не видел глаз Винсента, когда тот поднял голову, чтобы посмотреть на брата, но знал, что тот прищурился.
– Нет, – ответил Винсент. – Мне было интересно, чего он на самом деле хочет.
– Но все-таки не пошел?
– У меня возникло ощущение, что если я войду внутрь, то уже не выйду.
– У меня тоже.
– Знаю. Мне кажется, именно твой страх я и почувствовал.
Фредерик перевел взгляд на массив клиники. С виду она выглядела тихой и очень мирной. Как надгробный камень.
– Поехали домой? – предложил Фредерик.
– Я поведу.
– Да ни в жизни.
Фредерик всегда относился к водительским талантам Винсента с изрядным скепсисом, а некоторое время назад так вообще заявил, что у них очень разное представление о том, как следует водить машину. Поэтому Фредерик занял место водителя.
Близнецы ехали молча. И только в той аллее деревьев, где желто-мокрые листья снова приставали к шинам, Фредерик сказал:
– Ты перегнул.
– Да. Ты прав. Вы, моя семья, это единственное постоянное и ценное, что у меня есть. Но пытаясь сделать как лучше, я сделал, в итоге, то самое, чего больше всего боялся. Причинил боль тебе.
Фредерик молчал, но Винсент и без того знал, насколько прав. Когда-то давно он хотел узнать, куда могут завести его желания и стремления. Теперь знал.
– Прости, Рик.
– Ты тоже был прав. Когда говорил, что именно ты всегда подставляешься. Я готов за многое брать ответственность, но порой, только не за себя.
Фредерик повернул, когда дорога сделала изгиб, и мимо проскрежетал автобус, блестя не высохшими боками с рекламой какой-то фотовыставки, открывшейся в Лондоне.
Близнецы молчали, но знали, что каждый из них думал об одном и том же. Наконец, Фредерик спросил:
– Ты вспоминаешь об этом? Как нажал на курок?
– Как я убил Анну? Конечно. Но не испытываю угрызений совести. Она хотела убить тебя – и сделала бы это. Если б я не выпустил в нее пулю. Я сделал то, что считал правильным.
– Может, наша мать тоже считала правильным снести машину с ней и отцом на темную обочину.
– Пожалуйста, не надо сравнивать, – помрачнел Винсент. – Это ее безумие…
– Да, не буду.
За окном машины пронесся указатель, возвещающий об очередном населенном пункте, но никто из братьев не обратил внимания, что за название написано.
– Ты думаешь, сны правдивы? – спросил Винсент. – О матери и отце.
– Конечно. Уверен, именно так они погибли.
– Тогда другие наши сны тоже имеют значение?
– Ты про нынешний странный дом, где мы что-то ищем? Да, – кивнул Фредерик, не отвлекаясь от дороги, – думаю, они не просто так.
Фредерик ощутил мрачность Винсента, сейчас он чувствовал брата так ярко, будто это был он сам.
– Ты говорил, что находил что-то в этих снах, – мягко сказал Фредерик. – Что именно?
– Тебя. Я нахожу твое мертвое тело.
– О… гм.
– И я знаю, что это моя вина.
Фредерик молчал, впервые за утро не зная, что сказать. Но Винсенту, похоже, ответ не требовался – по крайней мере, не от брата. А вот сам Фредерик подумал, что в собственных снах ему определенно стоит отыскать то… что он ищет. Он тоже найдет себя? Почему-то был уверен, что нет.
– А до этого я находил Лиллиан, – продолжал Винсент.
– Лиллиан?
– Такой, как я ее помню, конечно же, маленькой девочкой. Собственно, поэтому о ней и вспомнил, поэтому начал искать. А там быстро стало очевидным, что доктор Стивенсон темнит. Когда сны изменились, и я начал находить в них тебя, решил выяснить все про Лиллиан до конца.
