– Пока ты не совсем разуверился в британском образовании, лучше расскажи собственных американских баек.
– Америка не такая, как ее обычно представляют.
– Ты не хочешь туда возвращаться? – прищурился Винсент, хотя знал, что за темными стеклами очков Кросби не видит его глаз. Но Линдон и не смотрел на собеседника, рассматривая чашку и шероховатую поверхность стола.
– Не очень, – признал он. – Ты даже не представляешь, как отец жаждет меня опекать – или точнее, вылепить точную копию себя.
– Не представляю, – согласился Винсент. – Поэтому ты хочешь свое дело?
– Да, когда я вернусь домой, то у меня будет что-то свое.
– Так не возвращайся. В чем проблема? Скажи, что хочешь развивать дела здесь. А если папочка не позволит, пошли его к черту и открой свой бар где-нибудь на перекрестке дорог.
Кросби рассмеялся:
– Черт возьми, звучит заманчиво!
Допив остатки кофе, Винсент встал со стула.
– Давай обсудим твое дело на обратном пути. А сейчас все-таки провернем то, за чем сюда приехали.
– Главное, не проси спеть тебе колыбельную.
– Не волнуйся, у меня есть более надежное средство.
Достав из кармана пузырек со снотворным, Винсент показал его Кросби и тут же проглотил несколько таблеток.
– Усну я быстро, об этом не волнуйся. Но я хочу, чтобы ты был здесь… на всякий случай. Если что-то пойдет не так.
– Конечно. Разве здесь может что-то пойти так.
– Пойду наверх.
– Ты не боишься?
Винсент покачал головой. В последнее время он устал от происходящего – и от постоянных изнуряющих кошмаров, которые не несли никакого смысла, который, как он подозревал и чуял, должен был быть.
– Я боюсь, что не подействует.
Он знал, что видит сон. Знал четко и без сомнений, хотя мог ощущать под босыми ногами шероховатую поверхность пола. И мог поклясться, что слышит тихое жужжание не выключенного компьютера.
Но Винсент стоял вовсе не в странном доме, которого никогда не видел. Он прекрасно узнавал светлые стены и темную мебель, тяжелые густые занавески и пару светящихся звездочек на потолке, наклеенных в приступе ностальгии по детству. Винсент стоял в собственной комнате.
И видел самого себя, лежащего на кровати и явно глубоко спящего.
– Что за черт? – пробормотал он.
Он не ощущал никакого кошмара, просто смотрел на себя спящего, хотя и знал, что все вокруг – сон. Бесплотный и, кажется, бессмысленный.
Дверь открылась за спиной Винсента, и он обернулся, но с удивлением увидел незнакомую женщину. Ее черты лица казались смутно знакомыми, а длинные светлые волосы рассыпались по плечам.
И как часто бывает во снах, внезапно Винсент просто знал, кто это. Повзрослевшая Лиллиан. Лиллиан в тонком светлом платье и запахе похоронных лилий. Она прошла мимо Винсента, не замечая, и ему показалось, что он ощутил запах могилы, запах перегнившей картошки и древесного мха.
Лиллиан подошла к спящему Винсенту и бережно взяла одну его рук. Тот не просыпался, и стоящий и наблюдающий Винсент также отчетливо понял, что Лиллиан подсыпала братьям в еду изрядную дозу снотворного – чтобы они крепко спали и не очнулись, пока она не закончит.
– Ох, Винсент, Винсент, – тонкие, почти прозрачные пальцы Лиллиан ходили вниз-вверх по руке спящего, очерчивая вытатуированных змей.
В руках женщины что-то блеснуло, и подошедший Винсент не сразу понял, что это. Но Лиллиан провела сначала по одной руке спящего, потом по другой. И в полумраке комнаты, смотря на темнеющие под запястьями простыни, Винсент наконец-то понял.
– Ты делал это раньше, – почти нараспев сказала Лиллиан. – Все поверят, что ты хотел этого сам.
– Какого черта!
Винсент попытался коснуться спящего себя, кровати – хоть чего-то. Но его руки проходили сквозь предметы, как сквозь вязкий кисел, будто он был призраком – как будто все происходящее всего лишь сон. Лиллиан тоже его не видела. И продолжая что-то напевать, вышла прочь из комнаты. А Винсенту оставалось только стоять и смотреть на себя спящего, на темнеющие пятна и пропитывающуюся кровью кровать. Сколько потребуется времени, пока ее вытечет достаточно, чтобы остановилось сердце?
– Это всего лишь сон, – пробормотал Винсент, отступая на шаг от собственного тела и словно пытаясь убедить сам себя. – Все только в моей голове. А я сейчас сплю вовсе не в своей комнате, я сплю в Доме.
В нос ему ударил резкий запах крови, и Винсент развернулся, чтобы уйти. Он поспешил вслед за Лиллиан, успевшей скрыться в комнате Фредерика.
Тот тоже спал, а женщина уже сидела рядом с ним и перебирала его волосы, что-то нашептывая, как будто спящий мог ее услышать.
– Ты нашел брата и, увы, это было слишком. Или двойное самоубийство? Мне кажется так романтичнее. Красивее. Уверена, полиция найдет предсмертную записку. Мне только осталось ее придумать.
– Не смей его трогать!
Но руки Винсента проходили сквозь Лиллиан. А она аккуратно провела лезвием по запястьям Фредерика и обняла его, баюкая и напевая колыбельную, пока кровь толчками выплескивалась из порезов.
– Нет, нет, нет… это просто сон.
Винсент пятился назад. Он поднял собственные бесплотные руки, которые не могли ничего коснуться, и увидел, что они в крови, которая продолжала медленно сочиться.
Неожиданно Лиллиан подняла голову и в упор посмотрела на Винсента:
– Ты же знаешь, я тут ни при чем. И вы тоже. Это все Его вина.
– Это всего лишь сон! Сон!
Винсент упал на колени и сжал виски руками. Ему казалось, что кровь повсюду, его собственная и брата, она заполняет все вокруг, находит путь среди трещин пола, капает с пропитавшихся простыней. Вокруг, внутри и сквозь, покидая тело, наполняя его слабостью.
Внезапно все изменилось, и Винсент с удивлением понял, что он больше не в комнате Фредерика, а в полутемной ванной, наполненной теплой темной водой. А может быть, кровью? И сзади его кто-то крепко обнимает. Он попытался обернуться, но хрупкие женские руки оказались на удивление сильными. Он только заметил светлые волосы на темной поверхности воды. И губы Лиллиан прошептали ему на ухо:
– Ты ведь знаешь, что это всего лишь образы? Но твоя Башня рухнет.
И руки Лиллиан утянули Винсента вниз, под воду. У ванной исчезло дно, так что он опускался все ниже и ниже в темной воде, барахтаясь, пытаясь вырваться и вынырнуть – но руки держали крепко, не позволяя освободиться и утягивая все ниже и ниже. Пока легкие Винсента не наполнились огнем, пока он не выпустил последние пузырьки воздуха, и внутрь него не хлынула вода.
– Твою мать, Винсент!