– О черт, Кросби, где ты это взял?
– Скажем так: пришлось потрудиться.
– Серьезно? Это же было в колледже!
– Не поверишь, что можно раздобыть у бывших сокурсников.
– Наверное, они хранят записи для удобного момента. Чтобы меня шантажировать.
Даже при отвратительном качестве записи Винсент быстро узнал песню, которая когда-то казалась ему хорошей, а парни в группе так вообще ее обожали. Это была одна из тех пяти песен, которые они исполняли. Винсент даже помнил Дика, странного типа, который всегда курил и писал песни исключительно после абсента. Может, потому их и было всего пять – организм Дика выносливостью не отличался.
– А ты неплохо поешь, – хихикнула Офелия.
– Да я вас умоляю! Хотя в колледже это казалось забавным. Все эти прокуренные полутемные клубы, липкие от пива сцены, секс в туалете…
– Швыряющие лифчики девушки, – улыбнулся Фредерик.
Но Винсент сделала вид, что не слышал его, продолжая:
– …тогда в этом была своя доля романтики.
– Только не говори, что сейчас ты думаешь иначе, – сказал Кросби.
– Нет, но масштабы изменились. Теперь у меня есть целый клуб.
– Так выпьем же за это.
– Я смотрю, ты втянулся.
– Шотландский виски, Винс. Я уже говорил. Невозможно устоять перед шотландским виски.
Они еще некоторое время сидели в молчании, потому что гитарное соло со сцены бескомпромиссно гудело в сценах клуба. Но когда пыл гитариста немного поутих, Фэй заметила:
– Теперь я понимаю, почему кабинки туалета «Куба» такие большие. Ты просто хотел воплотить не реализованные желания юности.
– Почему это не реализованные? И вообще, не надо грязи, в «Кубе» я ничем таким не занимался. В отличие от некоторых.
И он выразительно посмотрел на Фредерика, но тот на провокацию не повелся.
– Ничего не знаю, – сказал Фредерик. – Ты ничего не видел, можешь только догадываться в силу своего воображения.
– Оно у меня богатое.
– Во-во.
– Не хочу знать ваших грязных подробностей, – хотя Фэй попыталась придать голосу серьезности, она явно сдерживала улыбку. – Но ты, Винс, еще обязательно споешь нам.
– Только после того, как ты станцуешь на столе.
– Это вызов?
– Предложение.
Фэй вскинула бровь, как будто говоря: да неужели? Потом поставила стакан на стол и, облокотившись, на подавшего руку Фредерика, ловко забралась на стол, Кросби едва успел убрать свой телефон. И тут всем пришлось вспомнить, что раньше Фэй танцевала в клубе – и вообще-то танцевала крайне неплохо.
Позже Винсент спустился в танц-партер, где публика как раз достигла нужной точки восторга от происходившего на сцене. Музыка била, впитывалась в поры кожи, проникала сквозь кости.
Он хотел завернуть в бар и обменяться парой слов с барменом, но пошел как раз оглушительный трэк, так что от идеи пришлось отказаться. И Винсент направился в туалет.
Где чуть не столкнулся с Фредериком.
– Ой, – сказал Винсент. – Не надо так пугать.
– Извини.
Заметив выражение лица брата, Винсент нахмурился:
– Что-то случилось?
– Нет. Все отлично. Увидимся наверху.
Он быстро вышел, а Винсент, продолжая хмуриться, обернулся к мутному зеркалу над раковинами, где до этого стоял Фредерик. И похоже, увидел то же самое, что и он: размытый силуэт, который как будто колыхался и протягивал руки.
Обернувшись, Винсент никого не увидел, туалет был пуст, только в дальней кабинки раздавались какие-то звуки – похоже, кто-то выпил слишком много пива. Но в зеркале по-прежнему отображался призрак.
– Проваливай, – зло пробормотал Винсент.
Стараясь не поднимать глаз, он включил воду в раковине и помыл руки прохладной, остужающей кожу и мысли, водой. Весь вечер он старался не вспоминать о странном разговоре, состоявшемся за день до того, но сейчас, в мутном свете туалета и с басами, бившими в закрытую дверь, с невидимым призраком за плечами, он снова вспомнил.
Он был в гостиной, когда раздался звонок, и незнакомый номер не внушал опасений. Пока Винсент не узнал голос, раздавшийся в трубке.
– Добрый день, мистер Уэйнфилд.
– Стивенсон? Серьезно? Что тебе нужно?
– На самом деле, либо вы, либо ваш брат. Решать вам.
– Какого черта?
На том конце трубки раздался вздох.
– Неужели вы не поняли, мистер Уэйнфилд? Я хочу, чтобы вы приехали в Хартвуд Хилл и остались здесь… на некоторое время. Я решил поговорить сначала с вами. Но если вы откажетесь, придется позвать вашего брата. Как вы думаете, ему понравится в Хартвуд Хилле?
– Если ты вздумал угрожать, это звучит так себе, – холодно сказал Винсент.
– Я не угрожаю. Говорю только, что мне нужен хотя один из вас. И если вы будете так не разумны, что откажетесь приехать, придется воздействовать на вашего брата.
Винсенту совсем не понравилось, как прозвучало слово «воздействовать». Было что-то в голосе Стивенсона темное и откровенно угрожающее.
– Не заставляйте меня злоупотреблять полномочиями, мистер Уэйнфилд. Я ведь могу настоять на принудительной госпитализации, потому что вы опасны для окружающих. Мое заключение будет достаточным.
– Если б ты мог, уже сделал это.
– Пока я надеюсь на добровольное сотрудничество. Давайте не усложнять, мистер Уэйнфилд.
– А может, мне стоит сообщить в полицию об угрозах?
– Тогда мое медицинское заключение станет не самым страшным. Я ведь могу действовать и не официально. А вы ничего не докажете. Если с вашим братом что-то случится, это станет вашей виной.
Стивенсон не продолжал и повесил трубку. А Винсент думал о разговоре с того самого момента, но так и не мог решить, что предпринять. Он рассказал обо всем Фредерику, но тот пожал плечами:
– Кажется, этот Стивенсон и сам псих. Да что он может сделать? И какого черты мы ему понадобились?
Винсент не знал ответа ни на один из вопросов, и это его пугало – гораздо больше, чем он признавал.
Выключив воду, он решительно посмотрел в зеркало, но увидел лишь собственное отражение в темных очках. Он выудил из кармана телефон и посмотрел на последнее полученное сообщение: этим вечером Мари написала «Я согласна». И теперь Винсент, наконец, принял решение.
Он вернулся к остальным, но сослался на головную боль и дела с утра.
– Надо хорошенько выспаться, рано вставать.
Он не стал рассказывать деталей и отправился домой.
