Дорогой брат,
Помнишь ли ты время, когда мы были юны и беспечны? Детьми мы не знали значения слова «близнецы». Мы всего лишь были едины. Двое, которые знают каждый нерв другого. Помнишь? Учителя называли нас просто «Уэйнфилды».
Мы росли. Наши мысли стали более… индивидуальными. Наши сознания – личными. И это было потрясающе. Как раньше мы наслаждались странно звучащим «единые близнецы», так теперь мы наслаждались индивидуальностью и близостью, которая никуда не могла исчезнуть.
Теперь мы уже достаточно взрослые засранцы. Мы знаем, каков мир на самом деле, за пределами нашей тщательно созданной вселенной. Мы знаем, кто мы такие. Но кем будем друг без друга?
Не думаю, что хотел бы узнать ответ именно сейчас. Но полагаю, ты тоже задумывался. Поэтому позволь сказать за нас двоих: однажды наступит утро, когда ты/я проснемся и осознаем, что остался только один из нас. Это нормально. Это жизнь.
Извини. Пойми правильно, я не хочу приближать этот момент, но стоит осознать и признать – однажды он станет правдой.
Но не сейчас. Пока у нас много дурацких дел, которые стоит сделать! Поэтому пожалуйста, не думай, будто я сошел с ума.
Сохраняй спокойствие, дорогой брат. Я знаю, что делаю.
Винс
Прочитав письмо, Фредерик нахмурился. Стоявшая рядом Фэй посмотрела с недоумением, но Фредерик только молча передал ей записку на плотной желтоватой бумаге – и продолжил делать утренний кофе.
Он как раз успел поставить на стол обе чашки, когда Фэй подняла голову:
– О чем он?
– Полагаю, хочет поговорить со Стивенсоном.
– Почему он не взял тебя?
– Это было бы не разумно.
– Ну да, а ехать туда одному, значит, разумно? Он же говорил, что не собирается!
– Значит, что-то изменилось.
– Как ты можешь быть так спокоен?
– Пей кофе. И дай мне подумать.
Фредерик действительно казался невозмутимым, и только тот факт, что он продолжил стоять у стола, так и не присев, мог выдать его беспокойство. Но на самом деле, он и сам с удивлением понимал, что ощущает себя куда спокойнее, чем мог бы.
– Мы поедем за ним? – спросила Фэй.
Фредерик покачал головой.
– Почему?
– Потому что Винсент сказал, что я должен доверять ему – и он знает, что делает.
– И что с того?
– Я ему доверяю.
Фэй закатила глаза.
– Ваша вера друг в друга иногда просто раздражает!
Она резко вышла из кухни, даже не попробовав кофе. А Фредерик, наконец, уселся на стул и обхватил обеими руками чашку. Он даже не заметил, что сегодня не стал тщательно выбирать сироп для кофе, а сделал обычный капучино.
Он знал то, чего никак не могла понять Фэй – Винсент оставил записку не просто так. И она значила именно то, что тот хотел сказать: подожди. И Фредерик был готов ждать, хотя ему совсем не нравилась идея. Или точнее, он совершенно не понимал, в чем она состоит. Но знал Винсент – и этого достаточно.
Он уставился на чашку, заметив, что маленький кусочек керамики откололся. Потерев его пальцем, Фредерик убедился, что действительно, откололся. Никуда не годится. Придется выкинуть чашку и найти какую получше.
На кухню вошла Офелия, и на ее лице читалось не скрываемое удивление.
– Что с Фэй? Давно ее такой не видела.
– Винсент поехал в Хартвуд Хилл.
– Зачем?
– Хочет разобраться со Стивенсоном.
– Один?
– Видимо, у него не было выбора.
Однажды в детстве Винсент сорвался с дерева. Упал очень неудачно, ударившись спиной. Он несколько дней не приходил в себя, а врачи вообще не были уверены, что он будет ходить. Но когда он очнулся, то первым делом потребовал брата. А вторым спросил у него, когда они снова пойдут к этому дереву. И едва Винсента выписали из больницы, оба близнеца вновь направились к дереву и на этот раз – покорили его.
– Он не останавливается на полпути, – сказал Фредерик. – Даже если это опасно.
– И ты так спокоен?
– Я верю, что он знает, что делает.
– Он также думал, когда в первый раз попал в Хартвуд Хилл.
– Нет. Тогда не думал.
Разговоры начинали утомлять Фредерика. Он просто не знал, как объяснить девушкам то, что он и так знал, ощущал и чувствовал каждым волоском на теле: Винсент имел ввиду именно то, что он написал. И ему ничего не угрожает – по крайней мере, не более, чем всегда в его жизни.
Я знаю, что делаю.
Когда раздался звонок в дверь, Фредерик даже не удивился. Офелия посмотрела на него:
– Ты ждешь гостей?
– Подозревал, что планы Винсента обязательно затрагивают других людей. Пойдем в гостиную. Фэй проводит туда пришедшего.
Правда, гостью он видел впервые в жизни. Невысокая, симпатичная, со стянутыми в узел волосами и аккуратной, тщательно подобранной одеждой. Она ощущала себя смущенной, украдкой озиралась и мялась на пороге.
– Присаживайтесь, – кивнул Фредерик на диван. – Кофе, чай?
– Нет, благодарю. Меня зовут Мари. Я работаю в Хартвуд Хилле.
Теперь Фредерик понял, кто перед ним – Винсент рассказывал о Мари. Ему даже казалось, что он видел ее мельком в клинике… но возможно, он выдавал желаемое за действительное.
Мари смущалась все сильнее. Она присела только на краешек дивана, и Фредерик подумал, что ей нужен не чай, а бренди, если она продолжит так нервничать.
– Думаю, не уместно спрашивать, как ваши дела, Мари. И даже догадываюсь, что привело вас сюда. Поэтому сразу к делу.
Фредерик запоздало подумал, что подобными разговорами только еще больше смутит гостью.
– Мари, это ведь Винсент попросил приехать?
– Да. Он сказал, мне лучше подождать здесь. А заодно рассказать вам.
– Отлично. Начинайте.
– Мистер Уэйнфилд… Винсент попросил меня рассказать полиции о том, что доктор Стивенсон злоупотребляет своим положением.
– Отлично. Что еще?
– Он поехал в Хартвуд Хилл.
– Это я знаю.
– И вызвал туда полицию.
– Насколько я знаю Винсента, – предположил Фредерик, – полиция приедет после того, как он поговорит со Стивенсоном.
– Да. Он планировал именно так.
– Зачем?
– Чтобы Стивенсон ничего не заподозрил. Чтобы полиция проверила все.
– И они многое найдут?
